Рафаэль Сабатини - ОДИССЕЯ КАПИТАНА БЛАДА
— Бог с тобой, капитан! Ведь всё улажено честь по чести, и все довольны.
— Все? — завизжал Левасёр. — Ага! Вы все довольны, скоты!
Каузак, сжимая в своей огромной ручище жемчужины, подбежал к Левасёру.
— Не будь идиотом, капитан! Ты хочешь вызвать драку между командами? У Блада вдвое больше людей. Ну что ты цепляешься за эту девку? Чёрт с ней, и не связывайся, ради бога, с Бладом. Он хорошо заплатил за неё и честно поступил с нами…
— Честно? — заревел взбешённый капитан. — Ты!.. Ты!.. — И, не найдя в своём обширном гнусном словаре подходящего ругательства, он так ударил лейтенанта кулаком, что чуть не сбил его с ног. Жемчужины рассыпались по песку.
Каузак и его люди стремительно, подобно пловцам, прыгающим в воду, бросились за жемчужинами, полагая, что с мщением можно подождать. Они ползали на четвереньках, старательно разыскивая жемчужины и не обращая внимания на то, что над ними развернулись важные события.
Левасёр, положив руку на эфес шпаги, с побледневшим от бешенства лицом встал перед капитаном Бладом, собравшимся уходить.
— Пока я жив, ты её не получишь! — закричал он.
— Тогда это будет после твоей смерти, — сказал Блад, и клинок его шпаги блеснул на солнце. — Наш договор предусматривает, что любой из членов экипажа кораблей, кто утаит часть трофеев хотя бы на один песо, должен быть повешен на нок-рее. Именно так я и намерен был с тобой поступить. Но поскольку тебе не нравится верёвка, то, так и быть, навозная дрянь, я ублажу тебя по-иному!
Он знаком остановил людей, которые пытались помешать столкновению, и со звоном скрестил свой клинок со шпагой Левасёра.
Д'Ожерон ошеломлённо наблюдал за ним, совершенно не представляя, что может означать для него исход этой схватки. Между тем два человека из команды «Арабеллы», сменившие негров, охранявших французов, сняли бечёвку с головы молодого человека. Его сестра, с лицом белее мела и с выражением дикого ужаса в глазах, поднялась на ноги и, прижимая руки к груди, неотступно следила за схваткой.
Схватка закончилась очень быстро. Звериная сила Левасёра, на которую он так надеялся, уступила опыту и ловкости ирландца. И когда пронзённый в грудь Левасёр навзничь упал на белый песок, капитан Блад, стоя над сражённым противником, спокойно взглянул на Каузака.
— Я думаю, это аннулирует наш договор, — сказал он.
Каузак равнодушным и циничным взглядом окинул корчившееся в судорогах тело своего вожака. Возможно, дело кончилось бы совсем не так, будь Левасёр человеком другого склада. Но тогда, очевидно, и капитан Блад применил бы к нему другую тактику. Сейчас же люди Левасёра не питали к нему ни любви, ни жалости. Единственным их побуждением была алчность. Блад искусно сыграл на этой черте их характера, обвинив капитана «Ла Фудр» в самом тяжком преступлении — в присвоении того, что могло быть обращено в золото и поделено между ними.
И сейчас, когда пираты, угрожающе потрясая кулаками, спустились к отмели, где разыгралась эта стремительная трагикомедия, Каузак успокоил их несколькими словами.
Видя, что они всё ещё колеблются, Блад для ускорения благоприятной развязки добавил:
— На нашей стоянке вы можете получить свою долю добычи с захваченного нами «Сантьяго» и поступить с ней по своему усмотрению. Как видите, я поступаю честно.
И в ответ на эти слова пираты одобрительно зашумели. Сопровождая Блада, они вместе с обоими пленниками пересекли остров и пришли к стоянке «Арабеллы».
Во второй половине дня, после раздела добычи, они бы расстались, если бы Каузак, по настоянию своих людей, избравших его преемником Левасёра, не предложил капитану Бладу услуги всей французской команды.
— Хорошо, я согласен, — ответил Блад, — но только при обязательном условии: вы должны помириться с голландцами и вернуть им бриг вместе с грузом.
Условие было принято без колебаний, и капитан Блад отправился к своим гостям — детям губернатора Тортуги.
Мадемуазель д'Ожерон и её брат, освобождённый от верёвок, сидели в большой каюте «Арабеллы».
Бенджамэн, чёрный слуга и повар Блада, поставив на стол вино и еду, уговаривал их поесть. Но они ни к чему не притронулись.
В мучительном замешательстве сидели брат и сестра, полагая, что их спасение было лишь сменой огня на полымя. Наконец мадемуазель д'Ожерон, измученная неизвестностью, бросилась на колени перед братом, умоляя его о прощении за все страдания, которые она причинила ему своим легкомыслием.
Однако её брат не был склонен к снисходительности.
— Надеюсь, ты наконец поймёшь, что ты натворила. Сейчас тебя купил другой пират, и ты принадлежишь ему. Надеюсь, тебе тоже это понятно…
Он мог бы сказать и больше, но умолк, заметив, что дверь каюты приоткрывается. На пороге стоял капитан Блад. Он пришёл сюда после того, как закончил расчёты с людьми Левасёра, и хорошо слышал последние слова д'Ожерона. Поэтому его не удивило, что мадемуазель д'Ожерон, увидев своего нового хозяина, вздрогнула и сжалась от страха.
Сняв шляпу с пером, Блад подошёл к столу.
— Мадемуазель, прошу вас успокоиться, — сказал он на плохом французском языке. — Здесь, на борту «Арабеллы», с вами будут обращаться со всем подобающим вам уважением. Как только наши корабли выйдут в море, мы направимся на остров Тортуга, чтобы отвезти вас к отцу. И забудьте, пожалуйста, о том, что я вас купил, как сейчас говорил вам ваш брат. Чтобы избавить вас от опасности, я вынужден был подкупить банду негодяев и убедить их выйти из повиновения ещё большему негодяю, который руководил ими. Если найдёте нужным, считайте данный мной за вас выкуп дружеским займом.
Девушка, не веря своим ушам, изумлённо смотрела на него, а её брат даже привстал от удивления.
— Вы серьёзно это говорите?
— Вполне! Хотя такие слова вы услышите не часто. Я — пират, но я не могу поступать так, как Левасёр. У меня есть своё понятие о чести и своя честь… или, допустим, остатки от прежней чести. — И, перейдя на деловой тон, он добавил: — Обед будет подан через час. Надеюсь, вы окажете мне честь отобедать со мной. А пока мой Бенджамэн позаботится о вашем гардеробе.
И, поклонившись, он повернулся, чтобы уйти, но мадемуазель д'Ожерон остановила его громким восклицанием:
— Капитан! Месье!
Блад повернулся, а она, медленно приближаясь к нему и глядя на него со страхом и удивлением, сказала взволнованно:
— Вы благородный человек, капитан!
— О, мадемуазель, вы преувеличиваете мои достоинства, — улыбнулся Блад.
— Нет, нет! — горячо воскликнула она. — Вы благородный, вы настоящий рыцарь! Я очень виновата в том, что произошло. Я должна вам рассказать… Вы имеете на это право.
— Мадлен! — закричал её брат, пытаясь удержать её.
Но ей трудно было сдерживать свою пылкую благодарность, переполнявшую её сердце. Внезапно она упала перед Бладом на колени, схватила его руку и, прежде чем он успел опомниться, поцеловала её.
— Что вы делаете? — воскликнул он.
— Пытаюсь искупить свою вину. Мысленно я обесчестила вас. Я думала, что вы такой же, как и Левасёр, а ваша схватка с ним — это драка шакалов. На коленях умоляю вас — простите меня!
Капитан Блад взглянул на неё, и мгновенно промелькнувшая улыбка зажгла огонёк в его светло-синих глазах, которые будто засветились на его смуглом лице.
— Не нужно, дитя моё, — мягко сказал он, поднимая её. — Ведь ваша мысль обо мне, в сущности, была совершенно правильной. Иначе вы и не могли думать.
Он пытался уверить себя, что, вызволив молодых людей из неволи, совершил неплохой поступок, и тут же вздохнул.
Его сомнительная слава, так быстро распространившаяся в обширных границах Карибского моря, несомненно, дошла уже до Арабеллы Бишоп. Он был убеждён, что она относится к нему с презрением, считая его таким же мерзавцем, какими являлись все прочие пираты. Он надеялся поэтому, что какое-то, пусть даже очень отдалённое, эхо сегодняшнего его поступка также докатится до неё и хоть немного смягчит её сердце. Он, конечно, скрыл от мадемуазель д'Ожерон истинную причину её спасения. Блад решил рискнуть своей жизнью, движимый единственной мыслью, что Арабелла Бишоп была бы довольна им, если бы смогла присутствовать здесь сегодня.
Глава XVI
ЗАПАДНЯ
Спасение мадемуазель д'Ожерон, естественно, улучшило и без того хорошие отношения между капитаном Бладом и губернатором Тортуги. Капитан стал желанным гостем в красивом белом доме с зелёными жалюзи, который д'Ожерон построил для себя к востоку от Кайоны, среди большого, роскошного сада. Губернатор считал, что его долг Бладу не ограничивается двадцатью тысячами песо, которые тот уплатил за Мадлен. Умному и опытному дельцу не чужды были и благородство и чувство признательности.
