Молчаливое море - Александр Николаевич Плотников
«А он толковый парнишка», — одобрительно глядит на капитан-лейтенанта Костров, затем говорит уже вслух:
— Теперь сигайте вниз, сейчас топором пойдем ко дну!
В последний раз смотрит в сторону противолодочных кораблей, над которыми уже простым глазом видны тоненькие соломинки мачт, и командует:
— Срочное погружение!
Громко клацает над его головой автоматический замок крышки рубочного люка. Пять секунд — и Костров уже в центральном посту лодки. Только перчатки дымятся, нагретые о поручни трапа... И тут же гулко ухает вода в балластные цистерны. Сразу становится тихо за бортом, замирает под ногами палуба. Море, которое в сто глоток ревело там, наверху, здесь, на глубине сорока метров, затаилось и молчит.
Костров втискивается в рубку к штурману, усмехается, увидев заведенный навигаторский порядок. В желобе стола разложены карандаши, очиненные на разный манер: волосинкой — для ходовой карты, лопаточкой — для записей в навигационный журнал. Рядом в стаканчике со спиртом мокнут резинки — чтоб мягче были. На гвоздике пришпилен клочок замши — смахивать карандашную стружку. Ну и консерваторы штурманы! Только приборы, жужжащие и пощелкивающие на переборках, напоминают о второй половине двадцатого века.
Кириллов отодвигается, позволяя командиру встать рядом. На карте, что расстелена перед ним, паутинкой вытянулся пройденный путь, там и сям прилепились к нему горошинки определений. Костров питает слабость к своему штурману. Может, нравится ему расторопность старшего лейтенанта, а может — просто завидует его молодости.
— Волнуетесь, Никита Львович? — спрашивает он. — Ничего, все будет в ажуре!
«Тридцатка» подвсплывает под перископ. В голубоватых линзах его колышется белесая, словно покрытая инеем, поверхность моря. Противолодочные корабли остались где-то за горизонтом, вблизи не видать ни дымка, ни силуэта.
Спустя полчаса у Кострова ноют подушечки больших пальцев от ребристых рукояток перископа. Не надо быть гадалкой, чтобы узнать подводника по ладони: загнутая подковкой мозоль в середине ее — от поручней трапа, маленькая и колючая на больших пальцах — от перископных рукояток.
— Работают три цели! Пеленг... Дистанция... — врывается в командирские размышления доклад локаторщиков.
«Ясно... Значит, начали поиск», — отмечает Костров.
— Опустить выдвижные устройства! Боцман, ныряй! — командует он.
Метр за метром погружается лодка в холодное и безмолвное нутро моря. Загустел воздух в отсеках, стал волглым и вязким, как кисель. Прослезились крашеные переборки.
В рубке акустиков душно, как в парной бане, температура здесь выше, чем в других отсеках. В свете индикаторных ламп лоснятся голые потные спины операторов.
— Шум винтов противолодочных кораблей! Пеленг...— кричит в мегафон старший из них. — Контакта с нами не имеют...
— Стоп оба мотора! — Это снова Костров. — Штурман, будем идти толчками! Боцман, докладывать изменение глубины!
Рядом с командиром на раскладном стуле расположился со всей своей бухгалтерией старший помощник. Костров даже не заметил, когда он появился и успел разложить все свои таблицы, диаграммы, справочники.
По корпусу лодки внезапно ударяет дробина. Она врывается пистолетным выстрелом в тревожное молчание моря. За ней — вторая, третья, целая горсть,..
— Посылки гидролокаторов! Пеленг... — частит акустическая рубка.
Лодка обнаружена. Из дробин сплетена цепочка, на которой корабли ведут подводную лодку, как паршивую собачонку на живодерню.
Множество глаз из разных углов центрального отсека смотрят на командира. В этих взглядах — любопытство и надежда.
— Как меняется пеленг? — спрашивает Костров у штурмана.
— Быстро на нос, — отвечает старший лейтенант.
— Характер маневрирования кораблей?
— Вцепились, как клещи, товарищ командир...
— Я спрашиваю их курс! — сердито обрывает Костров.
— Лежат на курсе сближения!
— Лево на борт! Боцман, ныряй на глубину!
— Зря погружаемся,— негромко говорит Левченко. Это его первые слова, произнесенные за все время уклонения от атаки. — Внизу звуковой канал. Наоборот, надо подвсплыть...
— Здесь командую я! — Голос Кострова необычно резок. — Боцман, погружайтесь!
Лицо старпома темнеет. Он опускает голову и склоняется над своими таблицами.
Разноцветные линии на маневренном планшете неумолимо сближаются. Оттого, видно, так повеселел посредник.
— Право на борт! Дробь, оставить руль прямо!
«Главное — без психа», — мысленно успокаивает себя Костров.
— Стоп левый мотор! Штурман, обстановка?
— Ведем на хвосте, товарищ командир...
— Стоп оба мотора!
— Дифферентуемся на нос. Теряем глубину! — Это уже хрипловатый басок Тятько.
— Левый малый вперед! Оба малый вперед!
Противолодочные корабли перестроили ордер. Один из них резко сбавил ход, наводит остальных, идущих самым полным. Это уже похоже на боевой курс.
— Право на борт! Стоп левый мотор!
Поздно... Где-то совсем рядом лопается граната, обозначающая серию глубинных бомб. Накрытие! Сегодня море было молчаливым союзником тех, кто наверху.
— Разрешите отбой боевой тревоги? — спрашивает Левченко у командира.
Тот не отвечает, хотя по-прежнему стоит рядом. Тогда Левченко неторопливо сворачивает свою бухгалтерию.
— Командуйте всплытие, старпом, — секунду спустя приходит в себя Костров.
Солнце забралось уже на самую макушку неба. «Неужто полсуток провели под водой?» — мысленно удивляется посредник. Для него время пролетело, словно один миг.
Солнечные блики рыбьей чешуей поблескивают на изгибах ленивой зыби. Шторма как не бывало. Сменившийся ветер разом прибил волну.
Чуть погодя к лодке приближается и насмешливо кланяется ей один из противолодочных кораблей. На парусиновом обвесе мостика у него алеет призовая звезда.
— Заслуженный противник! — цокает языком замполит Столяров. — Такому и проиграть не стыдно!
Хитер замполит, но Костров благодарен ему за моральную поддержку.
— Сигнальщик! — командует он.— Передайте семафор на МПК! Комдиву. Один — ноль в вашу пользу. В долгу не останусь. Костров.
С минуту он глядит на то, как сигнальщик, хлопая жалюзи прожектора, складывает в текст точки и тире. Потом отворачивается и передает по боевой трансляции вниз:
— Штурман, проложите курс в базу!
Из записок Кострова
Перед самым моим приездом прошли в Кострах ядреные ливневые дожди. Подоспели они в самую тютельку, и трава после них вымахала выше колен. Косить ее было легко и радостно. На делянке я встал в ряд следом за мамой и, поплевав на ладони, взялся за потемневший, отшлифованный отцовскими руками черенок литовки.
— Ну, бог в помощь,
