Борис Романов - Капитанские повести
— Новенького ничего нет? — поинтересовался старпом.
— Есть. Бывшие союзнички и вторую нашу волну прицельно глушить стали. Вот так и живем!
— А Москва как?
— Широковещательные каналы все забиты. С радиоцентром связался, диспетчерскую сводку передал.
— Как же помполит политинформацию делать будет?
— Я бы ему посоветовал «Голос Америки» слушать да Тирану. Может, там чего дельного наловит.
— У них наловишь, там такая уха…
— Ну, так он на то и помполит, чтоб ее расхлебывать. Кстати, Александр Кирсанович, пусть повариха к обеду холодненькой ушицы сделает, а?
— К обеду не успеет, а к ужину можно.
— Ну хоть на ужин. Пусть ее в холодильничек поставит…
Радист, сглотнув слюну, исчез в глубине радиорубки.
— У, какой эсэсовец стоит! — неожиданно сказал Костя Жмуров. Он привалился к фальшборту, оттягивая большими пальцами карманы ковбойки. — Почему у них на кораблях серые фуражки носят?
— У них и полиция тоже есть.
На мостике сторожевика стоял высокий американец в серой фуражке с высокой тульей и длинным козырьком. По палубе бака мерно расхаживал другой — коротенький и толстый, в белом округлом шлеме, белом поясе, белых перчатках и с белой дубинкой, прицепленной ремешком к запястью.
— Плотный головастик, — сказал Костя.
Старпом прищурился:
— Видишь как у них: чуть что, дубинкой по голове, кандалы на руки — и в карцер. И весь разговор! Не то что у нас: воспитывай вас, воспитывай, а, комсорг?
Костя шутки не поддержал:
— Не для того у нас «Потемкин» был, чтоб полицаи по палубе разгуливали!
— Это ты верно сказал. Им еще дозреть нужно. Далеко им до нас, понимаешь? Трудно им.
На сторожевике положили руль лево на борт, и, кренясь к горизонту маленькой ушатой дальномерной рубкой, словно наклоняя голову в манерном поклоне, сторожевик покатился на обратный курс.
— Вот и поздоровались! — Старпом проследил, как американец закончил маневр. Тот опять развернулся и уткнул острый нос с низкими ноздрями якорных клюзов в пенистую кильватерную струю «Балхаша». Старпом проверил расстояние до него по вертикальному углу, замерив секстаном высоту мачт сторожевика: — Опять полмили. Американская точность, — и отправился в штурманскую рубку занести в судовой журнал все происшедшие события.
…Если бы до семнадцатого года революционеры вели дневники и записывали в них все взгляды шпиков и досмотры жандармов, получилось бы интересное описание того, через какую цепкую многорядную мелкоячеистую сеть внешнего наблюдения приходилось проносить революцию.
С тех пор, как красный флаг вышел на просторы Мирового океана, такие записи велись в судовых журналах советских судов.
На одном «Балхаше» за два недолгих года его плаваний уже, казалось, начинали блестеть борта и палубы, отшлифованные шершавыми взглядами с моря и с неба.
В дверях штурманской рубки старпом столкнулся с капитаном.
— Доброе утро! Как дела?
— Здравствуйте, Петр Сергеевич! Все в порядке. Горизонт чист. В начале вахты низко пролетал самолет, многомоторный. С американцем здоровались. Новостей никаких.
— Звучит.
И капитан вышел на мостик. Русый его чуб прилипал ко лбу, ноги напробоску были сунуты в замысловатые летние туфли. Легкая полотняная рубашка, опадая с бугроватых капитанских плеч, просвечивала, как нейлон. Капитан качал губами сигаретку и задумчиво стучал широкими обгрызанными ногтями по блестящей зажигалке в виде пистолета.
Это было единственное огнестрельное оружие на танкере, если не считать ракетницы и аварийно-спасательного линемета…
5
Осмотрев горизонт, капитан вернулся в штурманскую рубку.
Старпом тряс авторучку.
— Вот черт, опять чернила высохли. Ну и жара.
— Спустись, Кирсаныч, в каюту, набери новых. Я тут побуду.
Старпом пошел было вниз, потом остановился:
— Я считаю, нужно двух вахтенных матросов на мостик ставить.
— Зачем?
— Надежней так будет. Люди много задумываться стали в последнее время, вон даже Жмуров. И потом, от американцев всего ожидать теперь можно. Нужно, чтобы все начеку было.
— Не стоит зря волновать экипаж, панику разводить.
— Это же не паника, а предосторожность!
— Да, бдительность, безусловно, не помешает. — В дверь штурманской рубки втиснулась грузная фигура помполита Вольтера Ивановича Рыло́ва. Седоватые волосы его были аккуратно расчесаны, на маленьком круглом носу блестели капли пота. Помполит тронул указательным пальцем дужку очков в круглой металлической оправе. — Бдительность надо повысить, чтобы люди с полной ответственностью относились к делу. Здравствуйте, — и он, как всегда, протянул капитану и старпому поочередно сухую и жесткую, удивительную при его полноте руку.
— Удалось Москву послушать, Вольтер Иванович? — спросил капитан.
— На два концерта для моряков напал, до поздней ночи бился. Глушат янки последние известия.
С восемнадцатого октября американцев Вольтер Иванович иначе не называл.
— Нужно ловить «Голос Америки», Тирану, Европу — для политинформации пригодится.
Вольтер Иванович растерялся:
— Как же я с голоса капиталистов говорить буду?
Старпом улыбнулся, а капитан раздраженно ответил:
— У вас же опыт, неужели не разберетесь, что нужно, что нет? Не стесняйтесь, — мягко добавил капитан, — слушайте и их, благо дают. Звучит?
— Ясно, товарищ капитан. Только не привык я…
Вольтер Иванович действительно не привык. Лицо его покрылось испариной, шея, стянутая глухим воротом кителя, покраснела.
— Что, Вольтер Иванович, тяжело северному моржу в тропиках? Вы ворот-то расстегните, а то и китель снимите, ходите посвободней. Все равно днем вся вахта в трусах стоять будет, — и старпом потряс на груди свою рубашку-распашонку.
— Да, жарковато, ночью спать не могу. Да и сердце жмет. А доктора «годен без ограничений» признали.
— Сейчас многим плохо спится, а, старпом? — капитан поднялся с места. — Гляньте на соседа, Вольтер Иванович.
— И на земной шарик, — добавил старпом, — он сейчас такой свеженький!
Умытый утренними лучами, земной шар закруглялся к юго-западу, поблескивая румяными, только что испеченными волнами. Неопределенный утренний ветерок бестолково толкался над океаном.
Вольтер Иванович расстегнул пуговицы.
Капитан глянул по курсу:
— Что видим, Жмуров?
— Американский сторожевик.
