Жан Мерьен - Энциклопедия пиратства
По мере того как развиваются цивилизации на морских побережьях, укрепляются береговые поселения жителей: нападению с моря противостоят крепкие стены, иногда они защищают целый город (обычно порт), иногда представляют собой крепостные стены с укреплениями вокруг небольшого поселения, иногда, наконец, это форты с башнями, предназначенные служить точками опоры с целью помешать пиратам проникнуть в эти земли и не быть захваченными с тыла. Берега Европы, а затем и всего мира, покрываются сетью крепостных сооружений, и если нападения разбойных банд на испанцев, высадившихся на побережья Антильских островов и Америки, еще продолжались, то это потому, что такие огромные пространства не могли быть существенно укреплены малочисленными завоевателями. К тому же их окружало непокорное местное население, всегда готовое повернуться к ним спиной, либо их защищали неспособные вояки. Кроме этого факта, устраненного в XVIII веке, и некоторых аналогичных, — но менее значительных, так как не все завоеванные земли были столь богаты (однако, доход от торговли неграми в целом сравним), — а также некоторых полупустынных областей, вот уже несколько веков во всем мире и почти тысячелетие в Европе, как пираты не нападают на жителей побережий.
В ПОИСКАХ НОВОЙ ДОБЫЧИ
Однако пираты нашли другой источник богатства, так как параллельно с развитием крепостных береговых сооружений прокладывались все новые морские пути. Отныне пираты из моряков, грабящих на суше, превратятся в моряков, грабящих моряков (при этом и те, и другие могут оказаться флибустьерами). Наилучшая для них добыча — большой неповоротливый корабль, который не может сопротивляться легкому пиратскому судну, экипированный командой, уступающей пиратам в жестокости и умении вести бой, зачастую плохо вооруженной из-за нехватки денег; они получают корабль, на котором отправители имели несчастье собрать, тщательно рассортировать и аккуратно сложить вещи исключительной ценности (так как в те времена перевозка морем менее дорогих товаров только начиналась); немного дешевле стоили богатые пассажиры, за которых можно было взять выкуп.
Но «сокровища», основная часть товаров и пленные имеют цену для захватчика только в том случае, если он сумеет их продать. Иначе говоря, он должен сохранить контакт с портом, с берегом, где с ним согласны вести торговлю: это должен быть цивилизованный порт или хотя бы порт, имеющий связь с цивилизованным портом и согласный служить посредником. Так как речь идет о слоновой кости, золотых подсвечниках, дублонах, дорогих тканях, гвоздике или драгоценных камнях, а также о благородной даме или юноше из богатой семьи, то все это можно обменять на еду, вино, одежду, ткань для парусов, такелаж… и на обещание лучшей жизни (забота каждого человека) только в цивилизованных странах за исключением «пиратских народов» наподобие берберского.
Проблема места сбыта становится существенной. Управляющим портами будет предложено иметь в своем распоряжении большую часть моряков «с пиратской душой» и сделать из них корсаров.
Мы увидим, что в средние века во Франции и Англии происходит перемена в трактовке понятия пиратства. Пират наподобие Гинимера начинает действовать только в своих интересах (и это подводит последнюю черту под определением термина «пират»). Перед ним стоит та же проблема, что и перед современными похитителями, — сбыт награбленного. Он находит себе покровителей; но помогать пирату становится все опаснее, и они все больше требуют с него за услуги. Еще не успел родиться Макиавелли, а какой-нибудь правитель уже высказывает его реалистические идеи и рассуждает следующим образом:
«Что, если сделать так, чтобы „веселые“ пираты служили мне? Можно извлечь тройную пользу: пираты перестанут нападать на моих подданных (будем надеяться), разобьют врага, привезут мне богатства, часть которых я оставлю им. Отдать им всю их долю? Нет, пусть пираты нуждаются во мне. Дать им совсем немного? Тогда они могут покинуть меня; каждый солдат в цене, тем более такой — морская душа, свободный как ветер, или, точнее, обязанный всем только ветру, морю, своей сноровке в управлении кораблем и умению драться. Но, простите, это не совсем так. Возможно, у него есть жена и дети в этой стране; они залог того, что он не перейдет на сторону врага. Кроме того, я удержу его с помощью страха и надежды. Страх быть повешенным вполне обоснован ввиду существования соглашения между принцами на этот счет. Если у пирата нет „разрешения“, то его будут везде разыскивать и однажды поймают и повесят, тогда уж лучше ему „пойти на жертвы“ (что в высшей степени разумно) и попросить у меня это „разрешение“ в виде клейма в ухе, этот знак ограничит его свободу, но спасет ему жизнь. Теперь, если враждебный мне правитель повесит моих „пиратов“ — нет, моих корсаров, — я повешу его пиратов, которых он давно ждет, как и я своих. Цивилизация — это признание равновесия сил, это искусство управлять миром посредством сложения и вычитания цифр, посредством слов, а не числом убитых и стрельбой.
Надежда? Для моего пирата это имеет большое значение. Для чего ему копить богатство, если он не может им воспользоваться? Самый жестокий бандит в глубине души является обычным буржуа, стремящимся уйти на покой. Пока он чувствует себя в силе, он готов получать небольшую „ренту“ не без задней мысли ее последующего увеличения. Если я его заверю в эффективном использовании его сокровищ — вернее, части сокровищ, о чем я не забываю, — и, зная человеческую душу, добавлю что-нибудь вроде будущей почтенной жизни, то я получу себе корсара.
Конечно, я не смогу проконтролировать, как поступает мой корсар в море, каким способом ведет бой. Ведь не изобрели еще прибор, позволяющий передавать сообщения с берега на корабль и с корабля на берег. Корсар может делать в море, что захочет, он ни за что не отвечает. Но со временем цивилизация коснется и его. Вначале корсар будет вести себя, как дикий пират; но постепенно понимание, что тирания приводит к еще большей тирании, общий настрой окружающих его людей, разговоры в порту, пробуждение собственного сознания смягчат его нравы. Он станет таким же подданным, как другие, таким же воином, как другие, только вознагражденным другим способом: возможностью самому снарядить корабль, который будет принадлежать ему или на паях еще с кем-то, кого он сам найдет, а затем получить комиссионные с захваченного груза. Впрочем, можно корсару доверить и собственный „королевский корабль“. Слово „захват“ сродни слову „добыча“; в этом мой человек, нападающий на торговые суда, обычно хуже вооруженные, чем суда, начиненные ядрами, остается пиратом, но пиратом легальным, он — один из моих верных и законных воинов, а иногда я могу произвести его в морские офицеры и даже назначить его командующим эскадрой».
