Рафаэль Сабатини - Черный лебедь. Романы

2. МЕСЬЕ ДЕ БЕРНИ

Сказать, что их интерес к личности нового пассажира был удовлетворен в течение последующего часа во время встречи за обедом, было бы не просто преувеличением, это было бы в полном противоречии с фактом. Эта встреча, происшедшая в большой каюте, где был подан обед, лишь возбудила еще более глубокое любопытство.

Он был представлен капитаном Брансомом как месье Шарль де Берни, из чего следовало, что он француз. Но это было трудно предположить, слушая его беглый английский, в котором сквозил лишь едва заметный отзвук галльского акцента. Если его национальность в чем-то и проявлялась, так только в некоторой свободе жестов и, на взгляд майора, в слегка преувеличенной изысканности манер. Майор Сэндз, уже приготовившийся испытать к нему неприязнь, рад был обнаружить отсутствие причин поступать иначе. Если против человека не было ничего компрометирующего, то его иностранного происхождения для майора было более чем достаточно, так как он испытывал надменное презрение ко всякому, кто не разделял с ним чести родиться англичанином.

Месье де Берни был очень высок и, несмотря на худобу, казался выносливым. Тонкие ноги в немнущихся светло-голубых чулках казались сделанными из веревок. На лицо он был очень смугл и, как сразу же заметил майор Сэндз, имел сходство с королем Карлом Вторым в молодые годы, поскольку французу едва ли могло быть больше тридцати пяти. У него было то же продолговатое лицо с выступающими скулами, тот же выдающийся подбородок и резко очерченный нос, те же маленькие черные усики над полными губами, на которых появлялось то же насмешливое выражение, что и на лице Стюарта. Темные и большие под черными бровями глаза, хотя и казались мягкими и бархатными, могли, как вскоре выяснилось, приводить в замешательство смелой прямотой взгляда. Если его спутники интересовались им, то нельзя сказать, чтобы он отвечал им взаимностью. Сама его учтивость по отношению к ним представлялась барьером, за которым он держался как бы в стороне.

Он был поглощен мыслями и, как показала беседа во время обеда, интересы его были направлены к вопросу о месте назначения. Словно резюмируя предыдущий разговор с хозяином «Кентавра», он сказал:

- Не могу понять, капитан, чем я могу вас задержать или доставить вам неудобство, если вы отправите меня на берег в лодке, даже не заходя в Маригалант?

- Это потому, что вы не принимаете в расчет моих соображений, - сказал Брансом. - Я не собираюсь подходить ближе десяти миль к Гваделупе. Если я встречусь с бедой, то, клянусь честью, не побегу от нее. Но сам искать с ней встречи не буду. Это мое последнее плавание, и хочу, чтобы оно было спокойным и безопасным. Дома, в Девоне, у меня жена, четверо детишек, и теперь самое время их повидать. Поэтому я обхожу пиратские гнезда вроде Гваделупы. Плохо, конечно, но придется везти вас до Санта-Крус.

- Ах, что вы... - улыбнулся француз и взмахнул длинной загорелой рукой, отбросив с запястья брабантское кружево.

Но Брансом в ответ на примирительный жест нахмурился.

- Вы можете улыбаться, месье. Конечно. Но я вот что скажу. Ваша французская Вест-Индская компания считается выше подозрений. Она хочет выгодно торговать и не интересуется, откуда поступает товар, а ведь масса грузов идет в Санта-Крус, чтобы быть проданной за десятую часть стоимости. Компания не задает вопросов, пока может торговать на таких условиях. И не желает, чтобы вопросы задавали ей. Вот неприкрытая правда. Таковы факты. Может быть, вы не знали этого?

Капитан, человек средних лет, широкий и мощный, рыжеволосый и краснолицый, чтобы придать своему утверждению особое значение и приукрасить проявившееся у него раздражение, хлопнул по столу массивной веснушчатой рукой, на которой огнем горели рыжие волосы.

- Раз я обязался доставить вас на Санта-Крус, то доставлю. И то это для меня плохо, но Гваделупа совсем не для меня.

Мисс Присцилла подалась, вперед:

- Вы говорите о пиратах, капитан Брансом?

- Да! - ответил тот. - И это тоже факт.

Поняв, чем она встревожена, майор вступил в разговор с целью успокоить ее:

- Клянусь частью, об этом не стоит даже упоминать в присутствие дамы. Во всяком случае в наши дни этот факт имеет значение только для трусов.

- Ого! - капитан Брансом в ярости раздул щеки.

- Пираты, - сказал майор Сэндз, - это все уже в прошлом.

Лицо капитана побагровело. Его возражение приняло форму деланного сарказма:

- Конечно, плавание в Карибском море сейчас так же безопасно, как в каком-нибудь английском озере.

Высказавшись, он полностью переключился на обед, тогда как майор обратился к месье де Берни:

- Следовательно, вы едете с нами не дальше Санта-Крус?

Поскольку выяснилось, что посягательство на их уединение будет кратковременным, к нему вернулось былое добродушие, и манеры стали более обходительными, чем прежде.

- Не дальше, - ответил тот.

Лаконичность ответа не поощряла дальнейших вопросов, тем не менее майор Сэндз настойчиво продолжал интересоваться.

- У вас там есть дела?

- Нет, никаких. Я ищу корабль. Корабль, чтобы добраться до Франции.

Майор был озадачен.

- Но, несомненно, находясь на борту такого прекрасного корабля, как «Кентавр», вы могли бы спокойно добраться до Плимута, а там найти шлюп, который перевез бы вас через пролив.

- Верно, - сказал де Берни. - Верно! Я об этом как-то не подумал.

Майор почувствовал внезапное опасение, что, возможно, сказал слишком много. К своему ужасу он услышал высказанное мисс Присциллой предложение, которое, как он опасался, сам же подсказал.

- Теперь вы подумаете об этом, месье?

Черные глаза де Берни вспыхнули, останавливаясь на ней.

- Видит Бог, мадемуазель, вы способны заставить человека поступить таким образом.

Майор Сэндз довольно внятно фыркнул на это, как он считал, выражение неугомонной и дерзкой французской галантности. Де Берни же после небольшой паузы с задумчивой улыбкой добавил:

- Но увы! На Санта-Крус меня ждет друг. Я должен вместе с ним плыть во Францию.

- А я думал - на Гваделупе, куда вы так стремились попасть, - с легким удивлением сказал майор. - Ведь Санта-Крус вам предлагал капитан.

Если он думал смутить месье де Берни, поймав его на этом противоречии, то вскоре ему пришлось разочароваться. Француз медленно, все еще улыбаясь, повернулся к нему, но задумчивость уступила место презрительной усмешке.

- Ну, зачем же упрекать меня в невинном обмане, совершенном из учтивости к даме. Это скорее хитрость, чем доброжелательность, майор.

Майор Сэндз покраснел. Терзаясь от надменной улыбки француза и чувствуя себя в затруднительном положении, он совершил грубый промах.