Александр Чернобровкин - Князь Путивльский. Том 1
Купец сразу привял, залепетал подобострастно:
– Поверь мне, князь, ничего себе не взял! Али я не знаю, кто ты?! Мы, купцы, – люди подневольные, свое место помним, – и напомнил и мне как бы между прочим: – Потому и спас тебя. Знал, кому помогаю!
– За спасение будешь награжден, – заверил я и повернулся к баку.
Там гребцы закончили трапезу, начали готовиться к гребле. Монахи тоже поели, только Илья дожевывал хлеб, допивая содержимое чаши. Почувствовав мой взгляд, он поставил чашу на палубу, перекрестился у рта, что-то тихо сказал остальным монахам и пошел ко мне.
В это время сзади к моему ложу подошел Савка и положил рядом на тюк с товарами мой спасательный жилет, кафтан, кольчугу, пояс с саблей и кинжалом, сапоги, серебряную флягу и тубус с картой. Тубус открывали, нарушив воск, которым был замазан стык, чтобы вода не просочилась, но карта была на месте. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь на ладье понял, для чего она предназначена. Флягу тоже открывали. Находясь на шхуне, я наполнил ее доверху белым вином, разведенным водой. Такая смесь хорошо утоляет жажду. Сейчас фляга была пуста. Не думаю, что это сделал купец, поэтому не стал наезжать на него. Зато все монеты в поясе и жилете были на месте. Я отобрал три золотых мараведи и, протянув их мальчишке, чтобы передал купцу, сказал:
– Это тебе за хлопоты. И будешь торговать в Путивле без пошлин с одной ладьи.
– Спасибо, княже! Я знал, что ты щедрый и великодушный человек! – произнес он громким и хорошо поставленным голосом, напоминая конферансье.
– Тебя Савка заметил в море, – тихо сказал мне монах Илья. – Купец не хотел к тебе плыть, волны дюже высокие были, но мы настояли.
– Он – холоп купеческий? – спросил я.
– За меру жита на три года отдан в услужение. Половину отработал, – ответил Илья.
– Савка! – подозвал я.
Вид у мальчишки был запуганный. На грязной левой щеке дергалась жилка. Так бывает, когда ждут, что сейчас влепят оплеуху. Я протянул ему еще одну золотую монету и сказал громко:
– Отдашь купцу и скажешь, что ты теперь мой слуга.
Савка крепко сжал монету. Руки у него тоже были в цыпках.
– Грабишь ты меня, князь! Такого хорошего слугу забираешь! – запричитал купец, но не очень убедительно. Поняв, что меня скулением не прошибешь, закончил: – Придется мне смириться. Ты – князь, а нам положено быть в твоей воле. – Потом предложил совсем буднично: – Отобедаешь, князь?
– Не хочу, – отказался я. – Вина дай, если есть хорошее.
– Вина хорошего нет, – сообщил он, – но есть мед монастырский, ягодный.
– Давай мёд, – согласился я.
– Ни разу не видел таких монет, – сообщил купец, попробовав мараведи на зуб и убедившись, что золотой. – Из какого-то латинского королевства?
– Из Португалии, – ответил я и объяснил, как их заимел: – Мой тесть с ними торговал.
– А где эта Португалия? – поинтересовался купец.
– За Геркулесовыми столпами, на краю земли, – дал я понятный ему ответ.
Савка принес тот самый бронзовый кубок, из которого пил купец, наполненный мутноватым напитком. На стенках сосуда было четыре овальных барельефа, изображавшие по пояс каких-то мужчин, скорее всего, святых. Сверху шли надписи, но только согласные буквы, так что я не смог расшифровать, кто это такие. Медовуха была сладковатая, с ягодным привкусом. Пилась легко, а вставляла здорово. Не успел я допить кубок, как через несколько минут вырубился.
2
Ночью мы стояли на якоре возле берега неподалеку от Месеврия. Город был окружен высокими каменными стенами с круглыми башнями. Это последний крупный византийский порт на нашем пути. Точнее, бывший византийский. Теперь он часть Латинской империи. Дальше начиналось Болгарское царство.
– Пошаливают там на море, в одиночку опасно плыть, – пожаловался купец, которого звали Борята Малый. – Будем здесь ждать, когда подойдет караван.
– А когда он будет? – спросил я.
К утру я совсем оклемался, даже встал и сделал небольшую зарядку, помахав саблей. Чувствовал себя молодым и сильным. Мне показалось, что сейчас я даже немного моложе, чем был, когда выплыл на полуостров Уирэлл. Жаль, нет зеркала, чтобы убедиться в этом.
– Кто его знает?! Может, несколько дней, а может, недель, – ответил купец Борята. – Никто ведь не ожидал, что потонут шесть ладей, поэтому и не узнавали, когда другие поплывут. Всемером мы бы отбились от любых разбойников.
– Давай не вдоль берега, а напрямую поплывем. Ветер попутный, будем и ночью идти под парусом. Дня за три-четыре доберемся до Днепра, – предложил я.
– Как это напрямую?! – удивился Борята Малый. – В открытом море править не по чему.
До компаса южнорусские купцы еще не додумались.
– По солнцу будем править да по звездам. Я вас доведу, не один раз так плавал, – пообещал ему.
– Не-е, боязно, – честно признался купец.
– Мне некогда сидеть здесь несколько недель, дела ждут, – надавил я. – Да и ты кучу денег сэкономишь.
То ли возможность сэкономить, то ли понял купец, что все равно будет по-моему, но больше не возражал. Выбрав якорь, мы, ориентируясь по солнцу, легли на курс примерно норд-норд-ост. Почти попутный юго-западный ветер силой балла три наполнил парус, гребцы налегли на весла – и ладья пошла со скоростью четыре-пять узлов в сторону острова Березань. Море совсем утихло, волна была мала. Массивный форштевень, верх которого был, как оказалось, в виде головы ушастого дракона с лошадиной гривой, легко рассекал чистую голубую морскую воду. В восьмидесятые-девяностые годы двадцатого века возле берегов Болгарии было много длинных, порой до двух-трех миль, и широких полос из плавающего полиэтилена, пластиковых пакетов и бутылок. В силу каких-то причин, эта срань собиралась здесь со всего Черного моря. Впрочем, в других частях моря ее тоже хватало, правда, не в таких больших количествах. Потом началась борьба с загрязнением окружающей среды, и ситуация сильно исправилась в лучшую сторону. Продолжали и дальше швырять в море отходы, мусор, но уже не в таких количествах.
Сам порой приказывал выбросить за борт кое-что. Помню, привезли мы в алжирский порт Мостаганем трубы для разведочного бурения нефти. Они были стянуты стальными тросами. Грузчики раскрепляли трубы и складывали тросы на причале. Обычно в развивающихся странах всегда находятся желающие получить на халяву крепления, сепарационные материалы, а тут стивидор уперся: забирайте тросы! Кстати, говорил он со мной на английском, с грузчиками – на арабском, а с местными начальниками – на французском. Французский в Алжире, как и в России девятнадцатого века, язык высших слоев общества. Пришлось погрузить тросы, тонн пять, на крышки трюмов. И что с ними дальше делать?! Мы направлялись в итальянский порт под погрузку, где должны были брать и палубный груз. Может, там кого-то и заинтересовали бы тросы, как металлолом, но, скорее всего, пришлось бы заказывать машину и оплачивать их перевозку якобы на свалку мусора. Поэтому ночью, сразу после выхода из порта, я приказал матросам выбросить тросы за борт. Они – не пластик, вреда морю не принесут. Упадут на дно и через несколько лет проржавеют и обрастут ракушками и водорослями. Если не зацепятся за сети рыбаков. Рыбацких суденышек там много. Наглые, правила не соблюдают, режут курс, как хотят. Недаром моряки торгового флота говорят: «Бойся в море рыбака и вояку-дурака». Приходилось направлять на рыбацкие суденышки луч прожектора, чтобы напомнить, что они в море не одни, и про себя желать, чтобы поймали трос.
