Линейный корабль - Форестер Сесил Скотт
– Как вы тут очутились? – резко осведомился Хорнблауэр.
– Во исполнение воинского долга, сударь, – важно ответил Вильена.
– Очень сожалею, но я так и не понял, дон Хосе. Где ваш полк?
– Капитан…
– Где ваш полк?
– Не знаю, сударь.
Вся спесь слетела с молодого гусара. Он смотрел на Хорнблауэра большими молящими глазами, не в силах сразу сознаться в своем позоре.
– Когда вы видели его в последний раз?
– В Тордере. Мы… мы сражались с Пино.
– И были разбиты?
– Да. Вчера. Они шли маршем из Жероны, и мы спустились с гор, чтобы отрезать им путь. Их кирасиры разметали нас. Моя… моя лошадь пала здесь, в Аренс-де-Мар.
Слушая эти жалкие слова, Хорнблауэр в интуитивном озарении представил все: нерегулярные части бегут по торному склону, яростная контратака, беспорядочное отступление. Сейчас в каждой деревушке на мили вокруг полным-полно беглецов. У Вильены лошадь была получше, он ускакал дальше всех, и если бы не загнал ее до смерти, мчался бы, наверно, и сейчас. Чтобы собрать на побережье десять тысяч человек, французам пришлось оставить деревушки, вот почему Вильена не попал в плен, хотя и был между французской армией и Барселоной, местом ее основной дислокации.
Теперь, когда Хорнблауэр все понял, не стоило заострять внимание на злоключениях Вильены, напротив, для пользы дела стоило его ободрить.
– Поражение, – сказал Хорнблауэр, – рано или поздно выпадает на долю каждого воина. Будем надеяться, сегодня мы с вами отомстим за вчерашнее.
– К отмщению взывает не только вчерашнее, – сказал Вильена.
Он сунул руку во внутренний карман и вытащил сложенный лист бумаги, развернул – это оказалась отпечатанная прокламация – и протянул Хорнблауэру. Тот проглядел текст, и, насколько позволяло знание каталанского, прочел. Начиналась она так: «Мы, Лучиано Гаэтано Пино, кавалер Ордена Почетного Легиона, кавалер Ордена Железной Короны Ломбардии, дивизионный генерал, командующий силами Его Императорского и Королевского Величества Наполеона, императора Французского и короля Итальянского, в провинции Жерона, постановляем…» Дальше шли пронумерованные параграфы, в которых перечислялись все мыслимые преступления против Его Императорского и Королевского Величества. Хорнблауэр быстро пробежал глазами. Каждый параграф кончался словами: «будет расстрелян», «смертной казни», «будет повешен», «будет сожжена» – с некоторым облегчением Хорнблауэр обнаружил, что последнее относится к деревням, где дают пристанище мятежникам.
– Они сожгли все деревни в горах, – говорил Вильена. – Вдоль дороги от Жероны до Муги – десять лиг, сударь – стоят виселицы, и на каждой качается труп.
– Ужасно! – сказал Хорнблауэр, но разговор поддерживать не стал. Только позволь испанцу заговорить о бедах своей страны, и его не остановишь. – Вы сказали, этот Пино идет маршем вдоль берега?
– Да.
– Есть ли возле берега достаточно глубокое место?
Испанец возмущенно поднял брови, и Хорнблауэр понял – едва ли справедливо спрашивать гусарского полковника о промерах глубин.
– Есть ли там батареи, защищающие дорогу со стороны моря? – спросил он.
– О да, – отвечал Вильена. – Я слышал, что есть.
– Где именно?
– Точно не знаю, сударь.
Хорнблауэр понял, что точных сведений от Вильены не получит – да собственно, чего и ждать от испанского кавалериста.
– Хорошо, посмотрим на месте, – сказал он.
XIV
Хорнблауэр кое-как отвязался от Вильены – молодой полковник, признавшись в своем поражении, впал в истерическую говорливость и самым жалким образом таскался за Хорнблауэром по пятам, опасаясь потерять его из виду. Чтоб не вертелся под ногами, Хорнблауэр устроил его на стуле у гакаборта, сам же удалился в каюту, где вновь принялся изучать карты. Батареи были отмечены – вероятно, испанцы установили их во время войны с Англией для защиты каботажных перевозок, и потому укрепляли главным образом мысы, где берег приглубый и имеется укрытие для кораблей в виде бухты, пригодной для якорной стоянки. Никому и в голову не приходило, что с моря можно обстрелять идущее вдоль берега войско, поэтому отрезки берега, лишенные таких бухт – например, двадцать миль между Мальгратом и Аренс-де-Маром – вполне могли остаться без прикрытия. После Кохрейна, который был здесь на «Императрице» больше года назад, ни один британский корабль не тревожил французов в этих краях, и те, за другими заботами, вряд ли помышляли о возможных, но пока не насущных угрозах. Весьма вероятно, они не потрудились защитить дорогу; да и не хватило бы у них тяжелых пушек и опытных артиллеристов, чтобы взять под защиту все побережье. Теперь оставалось отыскать место не менее чем в полутора милях от ближайшей батареи и достаточно глубокое, чтобы подойти к берегу на расстояние выстрела. Одну батарею они уже миновали – кстати, она отмечена на карте, других на этом отрезке не показано. Вряд ли с тех пор, как обновляли карты, французы тут что-то построили. Если колонна Пино вышла из Мальграта на заре, «Сатерленд» вот-вот с ней поравняется. Хорнблауэр отметил на карте место, которое интуитивно приглянулось ему больше других, и выбежал на палубу, чтобы направить «Сатерленд» туда.
Вильена при виде капитана поспешно вскочил со стула и зазвенел шпорами навстречу, но Хорнблауэр притворился, будто не замечает его, всецело поглощенный разговором с Бушем.
– Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш.
– Есть, сэр, – отвечал Буш. Он смотрел на капитана с мольбой. Последний приказ, означавший, что вскоре предстоит бой, переполнил чашу его любопытства. К тому же, на борту этот полковник-даго. Зачем они здесь, что Хорнблауэр замыслил – Буш не мог даже и гадать. Хорнблауэр всегда держал свои планы при себе, чтобы в случае чего подчиненные не могли оценить истинных размеров провала. Временами Буш чувствовал, что скрытность капитана укорачивает ему, Бушу, жизнь. Он был приятно изумлен, когда Хорнблауэр снизошел до разъяснений: он так никогда и не узнал, что внезапная откровенность была лишь способом отвязаться от Вильены.
– По этой дороге должна пройти французская колонна, – сказал Хорнблауэр. – Посмотрим, не удастся ли нам пальнуть по ней разок-другой.
– Есть, сэр.
– Поставьте на руслене надежного матроса с лотом.
– Есть, сэр.
Теперь, когда Хорнблауэр желал поговорить, у него не получалось – почти три года он пресекал любые лишние разговоры, и действительно отвык, не способствовали беседе и неуклонные «Есть, сэр» Буша. Чтобы не говорить с Вильеной, Хорнблауэр припал глазом к подзорной трубе и сосредоточенно уставился на берег. Здесь крутые зеленовато-серые склоны подходили почти к самой воде, у подножия их вилась дорога, то поднимаясь на сотню футов, то спускаясь до десяти.
На дороге впереди Хорнблауэр приметил черную точку. Вгляделся, дал глазу передохнуть и посмотрел снова. По направлению к ним ехал всадник. Через мгновение Хорнблауэр увидел чуть дальше какое-то поблескивание, и, присмотревшись, разглядел кавалерийский отряд – вероятно, авангард армии Пино. Вскоре «Сатерленд» окажется напротив него. Хорнблауэр прикинул расстояние от корабля до берега. Полмили, может, чуть больше – уже хорошо, но он предпочел бы подойти еще ближе.
– Отметка девять! – прокричал лотовый. Здесь можно будет пройти ближе к берегу, если, преследуя Пино на противоположном галсе, они досюда доберутся. Стоит запомнить. «Сатерленд» двигался навстречу приближающемуся войску, Хорнблауэр примечал ориентиры на берегу и соответствующие им замеры глубин. Он уже отчетливо видел кавалерийский эскадрон: всадники внимательно озирались по сторонам, сабли держали наголо. Не удивительно: здесь, в Испании, за каждым камнем укрывается партизан, готовый застрелить хотя бы одного врага.
Теперь, на некотором отдалении от передового отряда, Хорнблауэр различил кавалерийское подразделение подлиннее, а за ним длинную-предлинную череду белых пятнышек, которая поначалу озадачила его странным сходством с перебирающей лапками сороконожкой. Тут он улыбнулся. То были белые штаны идущей в ногу пехотной колонны: по какому-то капризу оптики синие мундиры еще сливались с серым фоном.
