Анри де Монфрейд - Человек, который вышел из моря
Господин де ла Уссардьер надел пижаму и босиком спустился по служебной лестнице, чтобы не проходить мимо дремавшего вахтенного.
Вы, конечно, догадались, что человеком, который сбросил девушку в море, был Жозеф Эйбу. Убедившись в том, что его никто не видел, он сразу после этого злодеяния пробрался к каюте своей жертвы. Дверь была открыта. Он вошел внутрь, задвинул щеколду и зажег свет. На туалетном столике лежали бриллиантовое кольцо и кулон. Эйбу положил их к себе в карман, рассудив, что эти драгоценности вполне могли быть на теле так называемой самоубийцы. Потом он заметил небольшую сумочку из красной кожи и подумал, что там, наверное, находятся деньги, однако оставлять здесь следы преступления было опасно. Надо было выбросить сумочку в море, забрав деньги. Однако сумочка оказалась запертой на ключ. Он уже собрался было вспороть ее ножом, как услышал за спиной едва уловимый шум и увидел, как медленно поворачивается ручка двери. Он чуть не потушил свет, но вовремя одумался: это могло выдать его присутствие. Эйбу замер на месте, сдерживая дыхание. Осторожность, с какой незнакомец пытался открыть дверь, навела его на мысль о визите какого-нибудь ухажера, и он успокоился, надеясь, что тишина в каюте и запертая щеколда заставят кавалера отказаться от своих намерений.
Прошла минута, которая показалась ему вечностью, но посетитель не предпринимал новых попыток проникнуть в каюту. Ушел ли он? Или все еще стоял перед дверью? И можно ли теперь рискнуть выйти наружу? Эйбу подумал, что оказался в ловушке. «Будь что будет, да свершится воля Аллаха!» – сказал он про себя, хотя был христианином, он попытает свой шанс. Может быть, по ту сторону двери никого нет и ему удастся улизнуть в поперечный коридор.
Но в тот момент, когда он собрался уже отодвинуть задвижку, раздался голос вахтенного:
– Ну, разумеется, господин инспектор (так называли де ла Уссардьера), лучше открыть, тем более что я видел мадемуазель на палубе с три четверти часа назад.
И в ту же секунду в замочной скважине повернулась отмычка.
– Ах! Дверь заперта на щеколду… Стало быть, мадемуазель вернулась…
В дверь постучали, затем вахтенный позвал:
– Мадемуазель!.. Мадемуазель!.. Вы там?
Жозеф понял, что пропал… Дверь сейчас взломают. Если его застанут в этой каюте, ему никак не уклониться от обвинений в том, что он, сбросив пассажирку в море, ее ограбил. Эйбу увидел себя на скамье подсудимых, затем в тюремной камере и наконец перед гильотиной…
Он машинально подошел к портику: снаружи все было черно, море стремительно и зловеще неслось вдоль борта, всего в нескольких метрах от него. Оно готово было поглотить его. Эйбу оказался перед выбором: либо попасть на гильотину, либо утонуть. И тогда неожиданно блеснувший свет маяка на Абу-Аиле как бы позвал его. Дьявол был с ним: Эйбу продал ему свою душу, и тот предлагал ему спасение.
Жозеф схватил спасательный пояс, взял в зубы кожаную сумку и прыгнул в темноту. Будучи отменным пловцом, он довольно быстро отплыл от судна, чтобы не попасть под винты и избежать встречи с акулами, которые следуют в кильватере судна.
Он видел, как пароход проплыл мимо, огонек на корме бросил прощальный отблеск на волны кильватерной струи и все исчезло во мраке. Он остался один в сумерках, и только бесконечный гул моря был рядом с ним…
Ему удалось надеть на себя спасательный пояс, и Эйбу медленно, сберегая силы, поплыл к какой-то темной массе, где вращались в небе бесконечно длинные руки светового креста.
Когда луч маяка скользил по нему, курносое лицо негра возникло среди вспененных барашков. Море несло монстра, оно поддерживало его только для того, чтобы этот негодяй прошел весь свой путь до трагической развязки, оно играло с ним подобно тому, как кошка забавляется со своей жертвой, прежде чем ее съесть.
Я не знаю, каким было в те минуты выражение этого курносого лица, но мне суждено было увидеть его вновь в день расплаты, когда Жозеф Эйбу возник передо мной в свой последний час.
Отнесенный течением к югу, он не сумел добраться до острова Абу-Аил как рассчитывал, и его вынесло бы в открытое море, если бы штиль, который позволил мне в тот день преодолеть Баб-эль-Мандебский пролив, не благоприятствовал возвратному течению, возникшему в часы прилива. После десяти часов отчаянной схватки со стихией он доплыл до острова Джебель-Зукар, вконец обессилев. Эйбу подумал, что, добравшись до этого проклятого острова, он только заменил одну смерть другой. Здесь он погибнет от жажды. Для того чтобы попытаться пересечь проход в полторы мили и вернуться к Абу-Аилу, у него не хватит сил. Впрочем, даже если бы он отправился в путь из самой северной точки острова, он не смог бы преодолеть эту дистанцию из-за слишком мощного течения.
И потом, поразмыслив, Эйбу решил, что таким образом выдаст свое присутствие в этих местах, где как раз и пропала без вести мадемуазель Вольф, ибо он не сомневался, что время ее исчезновения будет определено в пределах того часа, когда вахтенный постучался в дверь ее каюты. Запертой изнутри задвижки, по его мнению, было достаточно, чтобы подкрепить гипотезу, весьма близкую к истине. Он знал, что мадемуазель Вольф прошла мимо вахтенного, прежде чем поднялась наверх и облокотилась на поручень трапа. В таком случае нельзя было допустить, что она вернулась в свою каюту и, заперевшись в ней, выбросилась из открытого портика. Нет, все подтверждало истинную версию событий: было совершено покушение на ее жизнь, и человек, на нее напавший, был застигнут в тот момент, когда он рылся в ее вещах; злоумышленник выпрыгнул из портика в надежде доплыть до островка, который судно огибало в тот момент. Перекличка, устроенная с целью выяснить, кого недостает на борту, не даст никаких результатов, поскольку его имя не занесено в список экипажа, а серинж будет молчать, но ему не следует появляться где бы то ни было в здешних краях, так как объяснить причины своего присутствия тут будет непросто. Наоборот, надо как можно быстрее добраться до побережья, чтобы обеспечить себе алиби. Тогда позднее достаточно будет сказать Ломбарди, что он не смог сесть на судно.
Увы! Все это неосуществимо. Он обречен погибнуть на этом заброшенном утесе, и его побелевший скелет будет валяться на песке, пока его не похоронит какой-нибудь рыбак…
И к чему тогда эти драгоценности и деньги, ради которых он убил человека?.. Но Эйбу не принадлежал к числу тех, кто способен рассуждать о бренности всего сущего и еще в меньшей степени с безжалостной иронией отнестись к никчемным богатствам, обладая которыми он все равно умрет. Его алчность могла умереть только вместе с ним. Он спрятал драгоценности на своем поясе и высушил банкноты, которые находились в сумочке. Он несколько раз пересчитал их и, охваченный страстью скупца, забыл о муках, причиняемых ему жаждой. Сознание, что он владеет теперь целым состоянием, вернуло ему волю к жизни. Оно будет иметь смысл, только если он выживет. И тогда Эйбу заметил вдруг силуэт пироги с двумя сидящими в ней гребцами: лодка огибала скалистую косу. Она находилась еще слишком далеко, чтобы его могли заметить оттуда, однако направлялась в его сторону. Он проскользнул в узкий овраг и, притаившись среди обломков горной породы, стал наблюдать за пляжем. Гребцы принялись ловить рыбу с лодки у прибрежного рифа. Мучимый жаждой, он едва не поддался искушению окликнуть их и попросить воды, однако Жозеф превозмог себя. Он молча следил за тем, как они плыли вдалеке, и наконец лодка подошла к лагерю рыбаков – шалашу из веток, где, наверное, были запасы воды. Интересно, есть ли там еще кто-то, кроме этих двух людей? Конечно, их зарука находилась на отдаленной якорной стоянке, если только они не приплыли сюда с суши, передвигаясь от одного острова к другому, как это делают некоторые рыбаки, оказавшиеся в положении изгоев из-за того, что нарушили однажды священные обычаи ловцов жемчуга. Бойкотируемые всеми накудами, они решают тогда попытать свой шанс, не имея для этого никаких иных средств, кроме лодки.
