Барбара Картленд - Влюбленная в море
Последний человек был уже мертв. Рядом на полу темнела большая лужа крови, кровь вязкой струйкой вытекала и из его рта. Он смотрел в потолок широко открытыми неподвижными глазами. Родни хрипло распорядился, чтобы его вынесли на палубу к тем погибшим, чьи тела ожидали погребения. Он хорошо знал последнего матроса. Этот большой, крепкий мужчина родом из Девона по имени Клерихью участвовал в знаменитом рейде с Дрейком на «Золотой лани», в результате которого был захвачен «Какафуэго» с богатейшей добычей.
И вот Клерихью мертв. Родни испытал такое чувство, словно потерял старого друга. Горько было сознавать, что матрос погиб бесславно. Они не успели ничего достичь, они спасались бегством, что само по себе тяжело и горько.
Лизбет закончила свое дело, встала, оглядела раненых и попросила здорового матроса присмотреть за ними.
— Здесь очень душно, — проговорила она нерешительно, чувствуя, как у нее самой стекает пот со лба. — Может быть, вынести их на воздух?
— Их поднимут на палубу немного погодя, — пообещал Родни. Он сейчас пообещал бы что угодно, лишь бы удалить ее отсюда. С каждой минутой ему становилось все больше не по себе оттого, что она находилась рядом с ранеными.
— Спасибо. Я не сомневаюсь, что тогда им сразу станет легче, — сказала Лизбет. Она снова повернулась к помогавшему ей матросу и попросила отнести докторский сундучок в ее каюту, потом они с Родни направились по нижней палубе к трапу.
— Лучше не оставлять лекарства рядом с ними. Вдруг им захочется полечиться на свой страх и риск, — заметила она. — А там есть лекарства, которые могут оказаться смертельным ядом.
Родни молчал, но, когда они поднялись на верхнюю палубу, жадно втянул в легкие свежий воздух и произнес:
— Благодарю вас за то, что вы помогли раненым, но больше вам нет нужды беспокоиться. Я собираюсь назначить человека, который заменит покойного Добсона.
Он обращался к Лизбет, но глаза его тревожно озирали водную поверхность. Берег был виден уже отчетливо, и ни одного корабля на горизонте! «Сейчас самое время встать на якорь», — подумал Родни. Он не хотел никого пугать, но, наблюдая, как Лизбет перевязывает раненых, отчетливо слышал звуки, которые показались бы зловещими каждому опытному моряку. Под нижней палубой журчала вода, и этот чмокающий звук нисколько не походил на обычный плеск трюмной воды. Он слышал и ритмичное постукивание насосов, и хорошо сознавал их беспомощность.
Затонуть для такого корабля, как «Морской ястреб», было нелегко, но все же возможно, а от берега их отделяли миль восемь-десять.
Лизбет сказала что-то, и Родни не сразу понял, о чем идет речь.
— Есть на корабле человек, который по-настоящему разбирается в медицине? — настойчиво спрашивала Лизбет.
— Понятия не имею, — ответил Родни. — Придется навести справки.
— Если такого не найдется, как я подозреваю, — сказала Лизбет, — тогда я продолжу делать для раненых то, что смогу. Я не боюсь крови, как некоторые женщины, и я, по крайней мере, буду с ними осторожнее, чем тот матрос, который волочил их, словно бревна, когда я спустилась вниз.
— Я запрещаю вам, — быстро произнес Родни.
— В этом случае я отказываюсь подчиниться, — ответила Лизбет. — Да, вы командуете кораблем, но нельзя допустить, чтобы люди умерли потому, что о них некому позаботиться.
— Я уже сказал свое решение, и это не женское дело, коли на то пошло, — процедил Родни.
— А я все равно буду помогать им, и никакие ваши слова меня не остановят! — фыркнула Лизбет.
Родни гневно повернулся к ней. Он устал, его одолевали тревожные мысли, и ее упрямство так его разозлило, что он чуть было не схватил ее за плечи, чтобы как следует встряхнуть. На миг он почти забыл, что перед ним женщина. Она превратилась для него в некий бесполый объект, который вышел из повиновения. Родни не привык к тому, чтобы ему перечили.
— Вы сделаете, как я сказал, или я закую вас в кандалы!
Она расхохоталась, запрокинув голову, и солнце вспыхнуло в ее рыжих волосах.
— Не посмеете, — заявила она дерзко.
Он вспомнил ее слова, сказанные накануне, вспомнил, с каким презрением она отнеслась к тому, что он отступил перед испанцами.
— Ступайте в свою каюту! — воскликнул он яростно. — Или клянусь, вас уведут туда силой.
Она не двинулась с места, зеленые глаза под темными ресницами ярко вспыхнули. Оба застыли в напряженных позах, кипя от гнева, переполняемые бурным негодованием, заставившим их забыть обо всем на свете.
Но уже в следующую секунду действительность властно заявила о себе.
— Простите, сэр, — прозвучал рядом голос Барлоу. — Но прямо по курсу лодка, а в ней три человека. Прикажете поднять их на борт?
Родни оглядел горизонт и не увидел ничего, кроме небольшой рыбацкой лодки.
— Да, возьмите их на борт, мастер Барлоу, — сказал он, — только постарайтесь не сбавлять хода.
Барлоу, кажется, хорошо его понял. Забыв о Лизбет, Родни прошел на ют и принялся наблюдать за разворачивавшимися внизу событиями. Рыбацкая лодка, к которой подгребла спущенная с корабля шлюпка, была вынуждена лечь в дрейф, и в считаные минуты трех ее пассажиров втащили на корабль.
Один из них оказался индейцем, двое других были темнокожие, скуластые, с большими губами и черной курчавой шевелюрой. С первого взгляда Родни признал в них камерунцев. Заклятые враги испанцев, камерунцы, черные рабы, убегали от жестоких хозяев и селились вместе с индейцами. За время испанского владычества их бежало такое количество, что теперь в лесах панамского перешейка обитал уже целый народ. У них был свой король, объединявший несколько племен, но еще больше их объединяла ненависть к угнетателям.
Трех пленников подвели к капитану. Лица их были угрюмы, в глазах тлел недобрый огонь. Родни заговорил с ними по-испански, спросил, кто они такие, и, когда старший из туземцев уверенно отвечал, что он и его брат камерунцы, улыбнулся.
— Отпустите их, — велел Родни. Матросы удивленно повиновались. Родни продолжал разговаривать по-испански, а матросы изумлялись все больше, поскольку по мере того, как их капитан говорил, с рыбаками происходили разительные перемены. Сперва они насторожились, потом их губы расплылись в улыбках, и наконец они опустились на колени и коснулись лбами палубы в знак полного повиновения.
Лизбет впервые в жизни порадовалась, что получила достаточно обширное образование. Отец построил ее обучение по примеру того, как было организовано обучение юной принцессы Елизаветы. С десяти лет девочку обучали итальянскому, французскому, латыни и греческому, а в двенадцать для нее пригласили еще и учителя испанского языка.
