Джон Пристли - Затерянный остров
— Тпру! — вскричал Рамсботтом. — Попридержите коней. Когда следующий?
— Они отходят каждые полтора месяца. Когда один бросает якорь в Папеэте, второй как раз отдает швартовы в Марселе.
— В таком случае до Таити вы доберетесь только весной, — посчитал Уильям. — Больше трех месяцев.
— Не годится. — Рамсботтом выпятил толстую губу. — Слишком долго, а я терпеть не могу ждать — это же несусветная скучища. Нет, надо успеть на ближайший, у нас неделя в запасе. Успеем, коммандер?
— Я готов. А вы? Придется собираться в спешке.
— Да, впопыхах. Но это ничего. Немного спешки не повредит — что тут рассусоливать? Только погодите, а как быть мистеру Дерсли? Когда ему отправляться?
— Куда? На Таити? — Коммандер, как самый привычный к расписаниям, снова зашелестел страницами. — Вот, «Юнион Ройял Мейл», Сан-Франциско — Папеэте, — объявил он торжествующим тоном знатока справочников, отыскавшего в мгновение ока нужную строчку. — Следующий пароход отбывает двадцать четвертого числа этого месяца, то есть в канун Рождества. Боюсь, нам это не годится. — Он вопросительно посмотрел на Уильяма.
— Нет, никак. — Уильяма уже немного пугала гигантская махина, которую он привел в движение. — Мне нужно уладить все здесь, потом пересечь Атлантику, затем Америку, переговорить с Райли в Сан-Франциско… До двадцать четвертого я не уложусь.
— Смотрим дальше, — подсказал мистер Рамсботтом.
— Следующий пароход из Сан-Франциско двадцать первого января, — зачитал коммандер. — Это уже лучше. Дерсли, если вы отправитесь отсюда под Рождество, то спокойно доберетесь до Фриско, и у вас будет уйма времени уломать Райли.
— То что надо! — провозгласил Рамсботтом.
— То что надо, — согласился Уильям. — Так и поступлю. А вы садитесь на ближайший пароход из Марселя.
— Садимся, еще как садимся! — Мистер Рамсботтом оглушительно хлопнул в массивные ладоши и энергично их потер. — Ноги в руки, друзья! Чем быстрее зашевелимся, тем лучше.
— Главное, чтобы билеты на этот пароход не закончились, — охладил его коммандер.
— У них наверняка есть контора в Лондоне. Сегодня позвоню. Я первым же поездом с утра — или даже ночным — выезжаю в Манчестер, оставляю распоряжения — и вперед! Паспорта, деньги, вещи, все нужно подготовить. Засучите рукава, коммандер, здесь я полагаюсь на вас. Составьте список. А теперь, прежде чем двигаться дальше, предлагаю подписать пару бумаг, чтобы все было по-деловому. Я тут утром кое-что набросал — не совсем договор, но сгодится.
Он представил им предварительное соглашение, где излагались уже оговоренные условия и предусматривалась возможность вступления в синдикат для мистера Райли из Сан-Франциско — либо как попутчика, с одной причитающейся долей, либо как попутчика и инвестора, с двумя причитающимися долями. Трое компаньонов торжественно подписали документ.
Рамсботтом и коммандер о чем-то заговорили, а Уильям отошел к окну. Дождь кончился, но серая хмарь никуда не делась, и море с небом тускнели на глазах. Взгляд Уильяма рассеянно скользил по бескрайнему штормовому простору, пока не наткнулся на крошечный пароходик, в одиночестве шлепающий на запад, то пропадая, то снова взлетая на гребне невидимой волны. Сперва пароходик казался безумной заводной игрушкой, но постепенно Уильям проникся его решительностью, уловил целеустремленность в реющем по ветру черном плюмаже над его трубой. В сплошной круговерти из ветра и морской пены лишь один этот кораблик имел смысл, и когда он пропал из виду, все стало бессмысленным, осталась только бесконечная кутерьма, свист и рев. Со смешанным чувством страха и восторга Уильям отвернулся от окна. Предстояла дальнейшая подготовка.
4
На следующий день он вернулся в Бантингем, везя в дневнике немного путевых заметок, а в голове — целый географический атлас. Если дорога в Лагмут воспринималась как приключение, то обратный путь Уильям даже не брал в расчет, мысля теперь более масштабными расстояниями в тысячи миль. Бантингем выглядел таким скучным и серым, что Уильям и представить не мог, как он собирался прожить всю жизнь в таком унылом месте. Айви-Лодж встретил его одним-единственным свежим известием: заходил мистер Гарсувин (к вящему ужасу миссис Герни) и, не застав хозяина дома, ограничился запиской. Уильям встревоженно вчитывался в мелкие закорючки.
Дорогой мистер Дерсли!
Простите, что беспокою вас не в самое подходящее время, но вскоре я уезжаю за границу. Спешу сообщить вам следующее. Несколько лет назад, в благодарность за оказанную финансовую помощь ваш дядя заключил со мной соглашение о партнерстве. Доказательства имеются: каждый из нас подписал соответствующий документ, мой по-прежнему у меня, а свой ваш дядя мог уничтожить. Я никоим образом не претендую ни на деньги, ни на оставшееся после него немногочисленное имущество, однако располагаю юридическими и моральными правами на половину дохода от затеянного им предприятия, как то, например, поисков клада. Зная вас как человека честного, не сомневаюсь, что вы захотите удостовериться в обоснованности моих притязаний. Ближайшую неделю я пробуду в отеле «Берлингтон». Примите мои извинения за беспокойство и сожаление, что не удалось продолжить наше замечательное знакомство.
Искренне ваш, Луис Альфонсо Гарсувин.Уильяму записка не понравилась. Он ни на секунду не поверил, что у Гарсувина, насчет которого так настойчиво предупреждал его дядя, имеются обоснованные притязания, однако неспроста ведь этот тип решил заявить о них именно сейчас. Вывод только один: Гарсувин что-то знает о Затерянном острове. Что произошло здесь, когда он заявился к дяде со своей женщиной, а потом они до утра пили и, очевидно, ссорились? Зашел ли тогда разговор об острове? Зачем Гарсувин ездил к первому коммандеру Айвибриджу? Ни на один из этих тревожных вопросов ответа не было. А где-то за ними маячило необычное лицо с высоким лбом, сеткой тонких морщин и пытливыми темными глазами грустного «белого» клоуна. Эти глаза следили за Уильямом откуда-то из расположенного за шестьдесят миль отеля «Берлингтон». Уильям вдруг увидел в них себя — крохотную мятущуюся фигурку. Неприятное, унизительное ощущение. Чертов Гарсувин!
Следующим же вечером Уильям вытащил все разрозненные бумаги со дна самого большого из дядюшкиных кофров и перенес в кабинет. Прежде он их не просматривал, не видя там ничего интересного — старые чеки, полезные советы, меню, случайные фотографии… Теперь он внимательно их перебрал. Занятие оказалось неожиданно интригующим и захватывающим. Дядя словно ожил, и вдвоем они путешествовали по островам на другом краю света, торгуя, пируя и ухаживая за красотками. Из пожелтевших мятых клочков бумаги и заляпанных квадратиков картона складывалась красочная, насыщенная жизнь. Экзотические картинки сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Вот он закупает и продает копру и жемчуг; вот грузит на шхуны и везет на дальние острова мясные консервы, скобяные товары и табак; вот заказывает джин, виски и французский ром; оплачивает ужин на шестерых с пятью переменами блюд и тремя разными винами в отеле «Тиаре» в Папеэте; дружит не разлей вода с Робсоном и ругается насмерть с Фуреном; ворчит на лезущие куда не просят власти; отсылает замучившую его Тутуануи — вот ведь чертовка! — и сходится с Вайте; плетется из банка, где нашелся единственный приличный китаеза, к врачу, которому задолжал сто тридцать пять франков, и пусть подавится!