Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2
Он говорил возбужденно. Мистрис Хоклей ответила самым спокойным тоном:
— Я не думаю так. Я думаю, что американка не отличается от японки, если обе они одинакового воспитания и одинакового уровня культуры. Кроме того, д утверждаю, что знаю маркизу Иорисака, потому что я часто виделась с ней и потому, что мы имели интимные и увлекательные беседы. Я утверждаю, кроме того, что бездны между мной и маркизой не существует больше, благодаря пароходам, железным дорогам, телефону и другим сенсационным изобретениям, уменьшившим мир и уничтожившим расстояния между народами. Таким образом, все ваши аргументы опровергнуты… Кроме того, как можете вы лучше меня понимать то, что относится к маркизе Иорисака? Она женщина; вы — мужчина. И все психологи сходятся в том, что женщины и мужчины не могут расшифровать друг друга…
Фельз опять прервал ее:
— Умоляю вас, не будем заниматься психологией! Великие пружины человеческого сердца ни при чем в этом деле. Не будем отклоняться. Дело идет о маркизе Иорисака Митсуко, которая в десяти шагах отсюда позволяет всякие вольности господину, которого не знала два часа тому назад и с которым познакомилась у вас и через вас. А эту маркизу вы узнали, благодаря мне. Благодаря мне, у мужа ее, маркиза Иорисака Садао. Поэтому я чувствую, что на мне лежит некоторая ответственность за неприятности, которые могут возникнуть для названного маркиза, благодаря вышеупомянутым вольностям. А я, несмотря на мои седые волосы, все еще настолько молод, что полагаю, что не слишком почтенно покровительствовать дурному поведению жены, муж которой, доверяющий ей, находится на войне. Вот почему я полагаю, что вам должно так скоро, как позволит учтивость, выставить ваших последних гостей и, в особенности, этого князя Альгеро, с которым я предпочитал бы вовсе не быть знакомым. После чего вы мне поручите отвезти домой маркизу Иорисака, как полагается провожать вечером одинокую женщину, чтобы оградить ее от нежелательных встреч. Вы согласны, не так ли?
— Я не могу согласиться с этим, — сказала мистрис Хоклей.
Она спокойно стала доказывать:
— Ваши предрассудки безрассудны. Конечно, вы ввели меня к маркизе. Поэтому я хотела бы исполнить ваше желание, чтобы проявить мою признательность. Но я только что удержала князя и маркизу, равно как и остальных, кого вы видите там, чтобы заключить вечер обедом на яхте. Я даже обещала князю посадить его за обедом рядом с маркизой. Я должна, следовательно, сдержать слово. Но, чтобы утешить вас, я посажу вас с другой стороны, рядом с маркизой.
— Благодарю. Нет! — сказал Фельз.
Он выпрямился и продолжал резко:
— Нет. Я достаточно знаю вас, чтобы не настаивать дальше. Но если дело обстоит так, я буду обедать в городе.
— О! — сказала она с иронией. — Я, кажется, догадываюсь: вы ревнуете. Это одна из ваших привычек, поэтому я не удивляюсь. Но я спрашиваю вас: ревнуете ли вы маркизу к князю? Или меня к маркизе? Потому что вы уже не раз выказывали эту вашу французскую странность и ссорились со мной из-за моей дружбы к мисс Вэйн.
Фельз побледнел.
— Я думаю, что вы найдете справедливым, если я не отвечу на оскорбительный вопрос. А теперь, прощайте!
Она взглянула на него встревоженным взглядом:
— Прощайте?.. О, вы действительно намерены обедать в городе?
— Я уже сказал вам это.
— Где же вы будете обедать?
— Не все ли равно? Только не здесь. За столом, где под вашим благосклонным председательством не встретятся маркиза Иорисака и князь Альгеро…
Он поклонился и повернулся, чтобы идти. Она колебалась полсекунды. Потом поспешно протянула руку и удержала его за рукав:
— Франсуа, прошу вас! Не дуйтесь!
Очень редко мистрис Хоклей показывала, что небезразлично для американки, даже очень красивой и очень богатой, держать в клетке и показывать посетителям наименее недостойного преемника Тициана и Ван-Дейка — Жана-Франсуа Фельза. Но теперь она не смела этого скрыть. Фельз очень не вовремя заартачился: как раз перед обедом, интерес которого был бы весьма поднят его присутствием.
— Франсуа! Прошу вас! Послушайте меня! Не могу же я по вашему капризу прогнать многочисленное общество, которое я только что упросила остаться… Но я очень жалею, что рассердила вас, хотя и не понимаю, чем… И я обещаю вам сделать все, что захотите, чтобы вы простили меня. О, все, что захотите… завтра… или даже сегодня же…
Она впилась в Фельза настойчивым взглядом, и ее губы сложились в выражение чувственного обещания.
Но ее американский инстинкт, основанный на слишком откровенной хитрости, подвел ее. Фельз был француз, а самый ловкий из лиходателей, Вальполь, еще триста лет тому назад заметил, как осторожно надо действовать, чтобы подкупить французскую совесть.
Фельз, бледный за мгновение до этого, теперь стал краснее, чем небо на западе, и выпрямился надменно:
— Черт дери! — воскликнул он. — Недостает еще, чтобы вы предложили мне чек! Но боюсь, что для такого чека вы недостаточно богаты.
Раздосадованная и смущенная, она молчала. Он продолжал холодным тоном:
— Закончим. Эта сцена слишком затянулась. Я должен извиниться, что расстраиваю компанию. Я вернусь завтра, как только буду уверен, что не застану больше на яхте эту пару, подобранную вами, и подбор которой мне не нравится…
Он пошел. Она, в свою очередь, рассердилась:
— Прекрасно! Ступайте! Но я должна предупредить вас: вы завтра будете не более застрахованы от нежелательной встречи, чем сегодня… Да, очень возможно, что я еще приглашу эту чету, которая не нравится вам, но нравится мне!..
— Ага! — сказал он саркастически. — «Изольда» становится пароходом свиданий? Благодарю вас за предупреждение. Значится вернусь на борт не завтра.
— Поступайте, как вам нравится. Конечно, лучше, если вы разгуляете ваше дурное настроение в каком-нибудь другом месте. Вы свободны, даже если вам угодно не возвращаться вовсе.
Она вызывала его, зная хорошо, что тут она сильна, благодаря его слабости. Действительно, он опустил глаза и понизил тон, когда отвечал:
— Мне угодно будет вернуться, когда я не буду опасаться увидеть то, что вижу сейчас…
Он указал кивком на два силуэта, прислонившихся к перилам слишком близко друг от друга.
— Вы здесь хозяйка. Поступайте, как вам нравится. Я же, с своей стороны, предпочитаю не видеть то, чему не могу воспрепятствовать.
Он ушел стремительно, стараясь не глядеть на нее, гневную и раздосадованную.
Солнце село. На море спускалась темная ночь.