Тим Пауэрс - На странных берегах
— Проклятие, уж я-то буду держаться от них подальше.
— Да уж, не помешает. По крайней мере пока не доберешься до этого чертова гейзера. Ну а уж потом, если знаешь, как с ним управляться, то тебе уже беспокоиться не о чем.
— Вот это мне по душе, — согласился Шэнди, — чтоб ни о чем не беспокоиться.
Сауни хмыкнул и произнес что-то по-испански. И хотя Шэнди в какой-то мере освоил примитивный язык, на котором говорили пираты-полукровки, произношение старика ему было совершенно непонятно. Оно показалось ему одновременно архаичным и чересчур правильным. Однако речь свою «губернатор» закончил таким непечатным выражением по-английски, способность к каким Шэнди еще только надеялся обрести.
Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно. Сделав несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и обернулся. Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел разглядеть в темноте шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит Чаворт, где стоял раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет Харвуд, когда они кормили чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров, через которые они оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана, и на мгновение Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не сам ли их снес.
Он попытался вообразить, какие же еще могут развернуться события на этой палубе, и поразился тому, что ясно представил себя их участником. «Ведь это совсем не так! — сказал он себе с нервной улыбкой. — При первой же возможности мы с Бет обязательно сбежим с корабля. И потом судно поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и кровь — когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я должен заняться и дядюшкой, по которому плачет виселица».
Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении, сообразив, что находится совсем недалеко от того места, где видел человека с оторванными карманами и перевязанной челюстью. И воспоминания об этом заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел угрожающе, а скорее из-за сказанного Дэвисом, когда Шэнди упомянул о встрече.
Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:
— Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча. Последнее время Тэтч стал пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором на его корабле и задолжал многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть. Как я понимаю, Тэтч похоронил его без соответствующего ритуала.
— Похоронил? — вытаращил на него глаза Шэнди.
Дэвис ухмыльнулся и, презрительно передразнивая аристократический выговор, процитировал заключительную фразу известной шутки:
— Пришлось — он был мертв, знаете ли. — И уже нормальным тоном добавил: — По крайней мере хоть сапоги с него снять не забыл. Привидения подобного рода обожают отираться на кораблях. А если они еще и обуты, то всю ночь не заснуть от бесконечного топота.
Когда Шэнди вернулся к кострам, большинство уже разбрелось по хижинам, а оставшиеся явно всерьез намеревались коротать ночь за бутылкой. Шэнди решил, что выпил достаточно, чтобы уснуть, и направился к своей крохотной хижине, которую он выстроил из плавника и обрывков парусины под деревьями.
Он поднимался вверх по склону дюны, но замер на месте, когда из ночной тьмы донесся глубокий бас, тихо приказавший ему остановиться. Шэнди пригляделся к скользящим в лунном свете теням листьев пальм и в конце концов различил огромную черную фигуру, по-турецки восседавшую посередине начерченного на песке круга, тщательно очищенного от мусора.
— Не входи в круг, — предупредил человек, не оборачиваясь, и Шэнди с опозданием узнал бокора Дэвиса, Печального Толстяка. Считалось, что он глух, и потому Шэнди только кивнул, опять же с опозданием сообразив, что это еще более бессмысленно, чем говорить с бокором, раз тот сидит к нему спиной. Шэнди сделал шаг назад.
Печальный Толстяк не оборачивался. Он тыкал в воздух деревянным ножом, который всегда носил с собой; казалось, нож встречает сопротивление.
— Raasclaat, — выругался он тихо, а затем прогудел: — Не могу утихомирить этих толстых ублюдков. Спорю с ними с самого вечера.
— Э-э... — неуверенно протянул Шэнди, озираясь по сторонам и вспоминая, есть ли другой путь по склону к хижине, поскольку Печальный Толстяк перекрыл эту тропинку. — Почему бы мне...
Бокор резко выкинул руку с деревянным ножом вверх, устремив лезвие в небо.
Шэнди невольно поднял глаза и в темноте меж крон двух пальм вдруг увидел прочерк падающей звезды, как линию, проведенную светящимся мелом на грифельной доске. Несколькими секундами позже ветер на мгновение стих, а затем снова подул, но теперь уже явно сильнее.
Печальный Толстяк опустил руки и неожиданно легко для своей грузной фигуры поднялся на ноги. Он одарил Шэнди ободряющей улыбкой и посторонился.
— Иди, — пробасил он. — Теперь это только черта на песке.
— Спасибо. — Шэнди проскользнул мимо гиганта, пересек круг и пошел дальше. Он слышал, как Печальный Толстяк тяжелой поступью удаляется к морю, слышал, как, хмыкнув, тот пробурчал себе под нос: «C’etait impossible de savoir ci c’etait le froid ou la faim». Бокор снова хмыкнул, но Шэнди больше ничего не слышал.
Шэнди несколько минут смотрел ему вслед, словно колеблясь: не последовать ли за ним. Наконец, бросив опасливый взгляд на звезды, он направился к своей хижине, радуясь, что построил ее под чистым навесом ветвей.
6
Вполне возможно, что Дэвис так и не ложился спать в эту ночь. Еще только небо засветлело над сумеречным горизонтом за пальмами Свиного острова, а Дэвис уже бросил на белесые угли остывшего костра свой старый плащ, который тут же зачадил, задымился, а потом загорелся. Капитан принялся энергично будить матросов: руганью, пинками и тычками поднимая их с песка, ногами вышибая жерди из-под сооруженных наспех навесов. Кряхтя и зевая, пираты постепенно собирались вокруг костра, кидая в занявшийся огонь парусину и жерди от своих покидаемых палаток. Дэвис выждал ровно столько, сколько потребовалось для приготовления грога и для того, чтобы огненная влага несколько приободрила команду, и тут же погнал всех туда, где их ждал «Кармайкл».
Целый час они натягивали, отвязывали и заново натягивали различные канаты, проходящие через блоки, с остервенением ругались, валились в воду, лили пьяные слезы... но зато, когда взошло солнце, корабль был спущен на воду. Дэвис расхаживал взад и вперед по высокому юту, выкрикивая команды матросам на реях так же, как и матросам «Дженни», которая тащила «Кармайкл» на буксире. Весь последующий час «Кармайкл» медленно лавировал меж отмелей под полуспущенными парусами, частенько замирая на гладкой воде, пока Дэвис и Ходж, новый капитан «Дженни», перебранивались; рано поднявшиеся члены других экипажей, столпившись на берегу, выкрикивали грубые шутки. В конце концов корабль добрался до северного выхода из бухты, миновал горловину и вышел в пролив. Дэвис приказал поднять все паруса. Буксирный канат отцепили, и, сверкая парусами в лучах восходящего солнца, оба корабля стали набирать скорость, держа курс на северо-запад.
