Роберт Штильмарк - Наследник из Калькутты
– Он сам подписал эту бумагу как свидетель. Поэтому и его подпись должна быть заверена. Главное же, дорогой мистер Чарльз, я просто хочу дать вам возможность… прочесть эту важнейшую бумагу.
– Ах, вот как! Благодарю вас, патер Бенедикт. Мы можем отправиться тотчас же.
– А разве вы не хотите предупредить слугу, что выезжаете за город, Чарльз?
– Патер Бенедикт, предосторожности ради называйте меня только Лео Ноэль-Абрагамсом… Дома сейчас я один. Слугу я отослал в порт.
– Что ж, тогда не будем медлить! Не забудьте ваших печатей и гербовой бумаги. Юриста мистера Лео Ноэль-Абрагамса ждет сейчас с нетерпением весь Ченсфильд!
Молодой человек удалился в дом. В темной прихожей он зашептал на ухо другому человеку:
– Мистер Эдуард Уэнт! Я еду в Ченсфильд. Вы слышали мою беседу с иезуитом?
– Слышал, Чарльз! Видно, события в Ченсфильде идут к развязке. Передайте там привет нашему капитану… и… держитесь молодцом, Чарльз!..
Молодой человек сошел с крыльца, держа в руках мешок для бумаг. Патер уже отвязал лошадей. Молодой человек легко вскочил в седло.
– Вы поедете со мной, патер?
– Нет, сын мой, у меня есть еще неотложное дело – нужно соборовать умирающего единоверца. Поезжайте один, эта добрая лошадь домчит вас в Ченсфильд к рассвету… К утру документ должен быть оформлен, ибо он уйдет нынче же с кораблем в Италию! Счастливого вам пути, сын мой! Утром и я прибуду в Ченсфильд.
– Что ж, до скорой встречи, святой отец! Ободрите Изабеллу и Реджинальда!
– Не тревожьтесь о них. Через несколько часов они уже будут… далеко, сын мой!
Монах неторопливо затрусил к своей капелле. В порту все спало. Рассвет брезжил, в сизо-сиреневом сумраке стали чуть различимы очертания кораблей на рейде и у причалов. Патер отыскал глазами место, где покачивалось на волне португальское судно «Санта-Роза», и насмешливо улыбнулся… Нет, этот корабль не зачислит в список пассажиров ни Изабеллы, ни Реджинальда…
Патер ввел лошадь в ограду садика и тихонько окликнул своего служителя, Грегори Вебста. Тот позаботился о лошади и следом за своим хозяином прошел в молельню. Здесь стояла обычная тишина. Все было спокойно. Патер указал взглядом на подполье:
– Они… там?
Грегори кивнул молча.
– Что они делали и говорили, Грегори?
– Они шептались… Мисс много плакала, и он… целовал ее.
– Идем к ним. Утро близится…
Засовы загремели, дверь тайника раскрылась и впустила в подземелье патера Бенедикта. Грегори оставался на ступеньках в ожидании приказаний.
– Дети мои, – проникновенно проговорил монах, – я только что из Ченсфильда. Там буря, друзья мои. Чарльз умоляет вас уехать сегодня. Тверды ли вы в этом намерении, сеньорита?
За Изабеллу ответил Реджинальд Мюррей:
– Решение мисс Изабеллы окончательное. Когда «Санта-Роза» поднимет паруса?
– Нынче в полдень, дети мои. Мисс Изабелла, – обратился монах к переодетой наследнице Ченсфильда, – здесь очень холодно. Не угодно ли вам глоточек вина? Это согрело бы вас и подкрепило бы ваши силы.
И, не ожидая ответа Изабеллы, патер обернулся к служителю:
– Грегори, принесите вина и какой-нибудь еды для мисс Райленд. И побыстрее: эти молодые люди сделали много миль верхом от бультонского шоссе до Ньюкасльского и немало прошли пешком, бросив лошадей, не так ли, дети мои?
Служитель удалился и вернулся из покоев капеллана с пузатым графинчиком красного церковного вина, двумя стаканами и тарелкой сэндвичей. Он поставил все эти запасы на стол и удалился. Патер Бенедикт ободряюще кивнул молодым людям и последовал за своим служкой. Тяжелый засов он задвинул сам и, выбравшись из люка, вместе с Грегори водворил на место чугунную плиту.
В подземном тайнике молодой человек осмотрел оба стакана и наполнил их вином. Но воспользовался он не графином патера Бенедикта. Пока патер и служитель возились с тяжелой чугунной плитой, молодой человек выплеснул под скамью половину вина из пузатого графина; в стакан Изабеллы он вылил содержимое плоской фляги, извлеченной им из кармана вместе с яблоком, а собственный стакан оставил пустым. Графин, принесенный Грегори с остатком вина, он отодвинул на самый дальний краешек стола.
– Мисс Райленд, – сказал он, поднося стакан прямо к губам Изабеллы, – вы непременно должны выпить это вино. Так мне приказано, и я умоляю вас делать все, чтобы облегчить Чарльзу и вашим друзьям их задачу. Они все находятся сейчас в смертельной опасности.
Изабелла покорно осушила до дна небольшой стаканчик. Не прошло и десяти минут, как веки наследницы Ченсфильда стали тяжелеть. Она успела бросить на своего спутника грустный, удивленный взгляд. Голова ее стала клониться. Девушка подняла руку ко лбу для крестного знамения, застонала и откинулась назад, Охваченная непреоборимым сном, похожим на глубокий обморок, девушка уже не слышала, как Реджинальд укутал ее вторым плащом и подложил ей под голову свернутый плед.
В эту минуту наверху утихла возня с чугунной плитой. Реджинальд торопливо задул одну свечку, а вторую спрятал под стол и прикрыл ее свет. Внимательно всматриваясь в темный потолок, он вдруг обнаружил в нем, прямо над собою, узенькую полоску света. Она чуть-чуть расширилась; оттуда донесся неуловимый шорох… Молодой человек схватил свечу и поднес ее к лицу Изабеллы.
– Боже мой, патер Бенедикт! – простонал он тоном насмерть перепуганного человека. – Скорее на помощь, Грегори! Патер!
Ни звука не раздалось ему в ответ. Он бросился к двери и ударил по ней кулаком с такой силой, что все здание часовни наполнилось гулким металлическим звоном. Полоска света на потолке померкла, но края ее были различимы… Наблюдатели, очевидно, легли на пол и приложили глаза к потайной щели.
– Отец Бенедикт! – вопил человек в подземелье. – Да откройте же двери! Мисс Изабелле дурно! Пусть все идет к черту, нужно спасти ее! Оповещайте людей, зовите врача!
Мертвая тишина царила наверху. Голос человека в подземелье глушили каменные гробоподобные своды, наверх проникал только слабый металлический гул от сотрясаемой двери… Внезапно сам Реджинальд схватился за сердце и медленно опустился на пол у входа.
Ни один актер в мире не потрясал толпу зрителей таким мастерством исполнения роли Ромео в склепе у тела бездыханной Джульетты, с каким Реджинальд Мюррей разыгрывал подобную же роль перед своими двумя зрителями! Эти зрители, лежавшие на плитах пола перед алтарем, пристально наблюдали сквозь щель за агонией второй жертвы: стоя на коленях перед скамьей, Реджинальд поник головой на грудь бездыханной Изабеллы, замер в этой позе на несколько секунд, а затем, потеряв последние силы, грузно осел на пол, между столом и скамьей…