Алексей Зотов - Приключения Бормалина
Авант уже шел по колено в воде, отталкивая шлюпку от берега и разворачивая ее носом к волне. Он заходил все дальше и дальше, погружаясь в океан, а когда вода дошла ему до груди, махнул мне рукой, ловко забрался в лодку и стал разбирать весла.
— Прощай же, — сказал я Меланхолику, пожал его бесчувственную руку и побежал прочь. — Не поминай, пожалуйста, лихом! — крикнул я на бегу, а он продолжал причитать и плакать.
Когда мы отошли от берега уже довольно далеко, я еще раз оглянулся. Меланхолик все так же сидел на песке, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками. Нашего побега он, похоже, и не заметил. И мне стало так жалко его, что я и сам едва не расплакался.
И знаете, до сих пор время от времени я вспоминаю его, и мне действительно становится в такие минуты очень грустно и печально жить на земле, и ничего я с этим поделать не могу.
Глава 4
Странное предчувствие
Часа два мы с Авантом гребли не покладая рук, а Роберт сидел на корме и отсчитывал:
— И раз! И два!
Авант играючи работал тяжеленными веслами, тогда как я чем дальше, тем больше выбивался из сил. Давно не приходилось так много грести: все больше под парусом водил нас Тим Хар, заставляя курить, и совсем не пекся о нашей физической подготовке. Зарядку-то я делал каждый день, но что за зарядка без эспандеров, гантелей и гирь, без тренажеров и татами. Не зарядка, а одно название, — и это хорошо понимаешь, сидя на веслах второй час без перерыва.
— Нынче ночью был у Самсонайта, — рассказывал Авант. — Он зажег Свечу Дьявола, и я не мог не пойти. И вел он себя как-то странно. Сначала, как обычно, сидел со мной у огня, угощал рыбой, балагурил над моими ответами на вопрос, чем знаменательна жизнь? А потом вдруг что-то вспомнил, выхватил из-за пазухи будильник и сказал, чтобы я шел себе восвояси. И стал засучивать рукава. Впервые он меня прогнал, обычно, наоборот, не отпускал до рассвета. Такое ощущение, будто его кто-то загодя оповестил, что «Синус» появится у Рикошета во столько-то часов столько-то минут ночи. И вдали он ничего не высматривал, как это было обычно, а все время таращился на огонь да иногда в небо. И будильник я у него видел впервые — всегда пользовался Самсонайт приблизительным временем: час в одну сторону, час — в другую — для него роли не играло. А тут что-то странное с ним случилось. И я жалею теперь, что послушался и ушел восвояси, а не спрятался где-нибудь в кустиках и за ним не проследил. А ведь подмывало.
— Разве от него спрячешься?! — возразил Роберт.
Шлюпка шла быстро. Мы огибали остров с востока, держась ближе к берегу, и над нами дыбились скалы. Утром здесь были чайки, много чаек, которые не попрятались от бандюгаев в отличие от других птиц. Теперь ни одной чайки я не видел. То ли они уже утолили свой голод и голод своих детей, то ли последовали примеру пернатых собратьев и сгинули с глаз долой, кто куда. И стало мне отчего-то не по себе. Странное предчувствие угнетало меня. Я не понимал, в чем тут дело, но интуиция настойчиво волновала кровь. Однако сколько ни вертел я головой, сколько ни разглядывал океан, и скалы, и небо, не видел причин для беспокойства.
Никому о своих предчувствиях я, конечно же, не сказал, но сам был настороже. Под ногами у нас ерзали шпаги, тесаки и осколочные гранаты, мушкеты и пистолеты, которые Авант извлек из себя, пока я прощался с Меланхоликом, и теперь я то и дело отпихивал оружие подальше, чтоб ненароком не зацепить спусковой крючок или чеку.
Примерно через два с половиной часа Роберт, все чаще сверявшийся со своим ручным компасом-секстаном, скомандовал:
— Правым табань!
И мы послушно стали тормозить правым, а левым грести, и шлюпка развернулась и пошла к берегу. Скал тут не было и в помине, вместо них на самой кромке воды и суши торчали огромные валуны. За ними шла полоса галечника, а следом начинались вечнозеленые дубы, я их сразу узнал.
— Высаживаемся точно на северо-востоке острова, — негромко объяснил попугай. — Слушайте, сэры. Если от костыля до Клада, как насчитал сэр Бормалин, три километра пятьсот тридцать пять метров и пятьдесят три сантиметра на северо-восток, то точно с северо-востока на юго-запад один километр четыреста шестьдесят четыре метра и сорок семь сантиметров.
— Молодец, сэр Роберт! — в один голос воскликнули мы с Авантом. — Правильно догадался!
— А это тысяча девятьсот пятьдесят два с половиной моего шага, — быстро подсчитал Авант. — Да, так, пожалуй, мы опередим бандюгаев.
Боясь разбить шлюпку о камни, мы долго выбирали подходящее место для высадки и наконец нашли, исхитрились и верхом на волне угодили аккурат меж двух камней, один другого больше. А когда волна ушла, шлюпка, оказалось так прочно застряла, что до прилива вручную сдвинуть ее было невозможно.
Это была накладка — ведь наш план был рассчитан и на нее. Вырыть клад, погрузить его на дно шлюпки… Ладно, что-нибудь придумаем. В конце концов, дождемся прилива. Захватив лопаты, лом и бухту тонкого, но прочного линя, мы выбрались на гальку.
Роберт уже расхаживал по валунам, кося одним глазом в компас-секстан, а другим — в блокнот. И судите сами: твидовый с иголочки костюм и лакированные штиблеты, черный галстук и уголок платка из нагрудного кармана — вид более чем представительный. Ни дать ни взять глава процветающей фирмы «Ищем клады и другие вещи». Вот вам и попугай! Вообще-то я уже давно забыл, что он обыкновенный попугай породы жако, потому что попугаем Роберт если и был, то самую малость.
— Идите сюда, сэры! — наконец крикнул он, стоя на одном из валунов. — Вот северо-восточная точка острова! — И он в возбуждении топнул ногой, то есть лапой. — Отсюда мы и направимся на юго-запад. А в пути давайте каждый про себя считать шаги сэра Аванта, чтобы не сбиться. Присядем на дорожку?
Мы немного посидели на теплых камнях, отдыхая, потом одновременно встали и пошли точно на юго-запад, если верить географическим изысканиям Роберта. А мы им верили безусловно.
Авант шагал впереди, то и дело поглядывая на солнце, а попугай сперва семенил замыкающим, цокая по гальке подкованными каблучками, но скоро взлетел мне на плечо со словами:
— Не помешаю?
И мне, честно говоря, было очень приятно его живое присутствие.
С двести девяносто пятым шагом мы вошли в дубовую рощу, и сразу стало прохладно. Под ногами славно пружинила трава, изредка попадались поросли ежевики, неожиданные для тропиков, и мы на ходу срывали ягоды, не сбиваясь, впрочем, с курса ни на градус. Мне не удалось полакомиться ежевикой всласть, потому что были заняты руки: одно плечо — шанцевым инструментом, который приходилось придерживать, чтобы не гремел, а другое — линем и попугаем.
