Изидор Винокуров - Подвиг адмирала Невельского
Но, вопреки Нессельроде и другим подобным ему сановникам, русские люди по-прежнему стремились на Дальний Восток. Не щадя сил, они трудились над дальнейшим освоением края. Однако неверное представление о географическом положении Амура и Сахалина, которое опиралось на авторитет уже четырех моряков, было главным препятствием в их работе.
Прошло несколько лет, и, к величайшему неудовольствию того же графа Нессельроде, амурско-сахалинский вопрос был снова поднят.
Глубоко заинтересовавшись проблемой Амура, Невельской вновь и вновь обращался к первоисточникам. Он рылся в исторических архивах, разбирал старинные рукописи, вчитывался в скупые слова «скасок» и донесений скромных казаков-землепроходцев. Он сопоставлял их с пространными описаниями знаменитых мореплавателей, сличал «чертежи» вольных казаков с позднейшими картами учепых-географов. И молодой моряк пришел к твердому убеждению, что описания знаменитых мореплавателей в той части, где они рассказывали об исследованиях берегов Татарии, полны противоречий, а выводы их бездоказательны и ошибочны.
Не может того быть, решил Невельской, чтобы Амур, могучий и полноводный терялся в каких-то песчаных отмелях. Он должен иметь большой свободный выход в море. А если это так, то сам собой напрашивается и. другой вывод: Сахалин нельзя считать полуостровом, это, несомненно, остров. Ведь никто даже приблизительно не смог нанести на карту пресловутый перешеек. Ни один путешественник не видел и не пересек его. А слова в отчете Крузенштерна: «весьма вероятно, что Сахалин был некогда, а может быть, еще в недавние, времена, островом», — явно показывали, что знаменитый мореплаватель и сам не был полностью уверен в своем выводе. И возможно, допускал Невельской, результат плавания бьп бы иным, если бы Крузенштерн не пользовался картой «Лаперуза.
Это были смелые догадки. Но одной уверенности в
правильности своих выводов мало. Чтобы убедить других, надо располагать фактами. А их нужно добыть собственными силами. Геннадий Иванович знал, что царское правительство уже приняло решение отказаться от Амура и Сахалина как бесполезных для России. Значит, необходимо срочно действовать, чтобы побудить правительство изменить свое решение. Для этого ему нужно представить неоспоримые сведения: действительно ли Хинганский хреоет, протянувшийся к востоку от верховьев рек Горбицы и Уды, выходит к Охотскому морю; в каких направлениях текут реки, берущие начало среди огрогов Хипганского хребта и впадающие в Амур; действительно ли Амурский лиман и устье Амура недоступны для морских судов даже в том случае, если Сахалин — полуостров; и, наконец, действительно ли нет в близлежащем к Амуру районе удобных морских гаваней.
Чтобы ответить на эти, по определению самого Невельского, «пограничный и морской вопросы», необходимо было снарядить экспедицию.
И тут Геннадия Ивановича судьба вновь свела с Александром Пантелеевичем Баласогло, который когда-то обучал его в корпусе фронтовой службе и утешал маленького кадета, когда у того не ладилась «шагистика».
Встреча произошла вскоре после возвращения Невельского из плавания на «Ингерманланде» в Средиземном море, в котором он находился с августа 1845 до июля 1846 года.
Возвратившись в Петербург, Невельской узнал, что по инициативе Федора Петровича Литке прошедшей осенью было создано Русское географическое общество. Немедленно став его членом, Геннадий Иванович начал постоянно посещать доклады и обсуждения, проводимые в зале общества. Здесь на одном из вечеров и встретились бывший воспитанник с бывшим воспитателем.
Баласогло, подобно Невельскому, был одним из тех представителей молодежи, которые приходили в Географическое общество, уже обладая солидным запасом научных знаний. Талантливые и патриотически настроенные, они являли собой цвет молодого поколения русского общества того времени. Они мечтали отдать всю свою энергию всестороннему изучению России, принести по-сильную помощь развитию географических знании.
Баласогло был старше Невельского всего на один месяц. Родился он на Черном морс, в семье лейтенанта Черноморского флота. А кто из ребят, родившихся на море, не мечтает о морской службе! И в тот год, когда Геннадия привезли в Морской корпус, Баласогло, минуя учебное заведение, тринадцатилетним юнцом поступил па службу гардемарином в Черноморский флот. Вначале он плавал па фрегате «Штандарт» и па корабле «Иван Златоуст», а затем перешел на флагманский корабль «Париж», который под командой адмирала Грейга участвовал в морском сражении под Варной. И, хотя юный гардемарин проявил при этом необыкновенную храбрость, сто ничем не наградили, а по окончании кампании перевели на Балтику и уже в чине мичмана прикомандировали к Морскому корпусу для обучения кадет фронтовой службе.
Семь лет Баласогло тянул служебную лямку на флоте, мечтая о дальних плаваниях и научных исследованиях. Как и Невельской, он все свободное время отдавал наукам, совершенствовал свои знания. Еще находясь на флотской службе, Баласогло стал посещать Петербургский университет, чтобы изучить восточные языки. Сослуживцы Александра Пантелеевича посмеивались над ним, доказывая, что Николай I не терпит наук и ученых, считая последних тунеядцами.
И действительно, высокое начальство, узнав о том, чю Баласогло посещает университет, предложило ему уйти в отставку. Началась тяжелая, полная лишений жизнь. Перебиваясь с хлеба на воду, Баласогло учился и обивал пороги министерства просвещения, ходатайствуя о работе. Министр Уваров, как бы в наказание за то, что Баласогло сменил флот на университет, определил его на работу в счетное отделение хозяйственного стола министерства.
Так знаток восточных языков, образованный человек с широким кругозором был вынужден в течение г*яти лет ходить в департамент и изо дня в день вести хозяйственные книги министерства просвещения.
Но желание Баласогло с большей пользой применить свои знания все же заставило его покинуть это место. Снова начались мытарства. Кое-как перебиваясь случайными переводами, Александр Пантелеевич продолжал искать для себя настоящее дело, о котором так страстно мечтал, но вес никак tie находил его. Наконец, когда он уж стал считать себя человеком обреченным, ему случайно удалось устроиться архивариусом в азиатский департамент министерства иностранных дел.
Баласогло взялся за работу с огромным увлечением. Не считаясь со временем, приходя на службу даже в воскресные и праздничные дни, он трудился над разбором архивных материалов. Зачастую он уносил некоторые папки домой и ночи напролет работал, разбирая различные государственные акты, донесения дипломатических миссий, отдельных исследователей-путсшсствен-ннков, отчеты о плаваниях, походах и экспедициях.
