Коммодор Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт
Наконец Хорнблауэр вынул часы, напоминая Бушу про то, что надлежало сделать теперь.
— Вызвать подвахтенных. Подсменить палубную вахту на завтрак, — приказал Буш.
Было нечто странное, если не сказать — драматичное, — в том, что они сидели под ласковыми лучами балтийского солнышка и наслаждались завтраком, в то время, как не более чем в трех милях от них, на берегу, орды тирана, покорившего всю Европу, могли лишь беспомощно взирать на это пиршество. Браун предложил сигары; Буш обрезал конец своей складным матросским ножом, который он вытащил из бокового карман и Браун, прихватив тлеющий фитиль из бочонка, стоявшего позади шканцевых карронад, дал офицерам прикурить.
Хорнблауэр с наслаждением затянулся и нашел, что просто не в состоянии и дальше оставаться в плохом настроении — теперь, когда светило солнце, сигара была хорошо раскурена, а миллион французских солдат — авангард армии Бонапарта — находился всего в каких-нибудь трех милях. Стол был убран и он с удовольствием вытянул ноги. Даже Буш попытался сделать то же самое, с тем только, что уселся поглубже, а не сдвинулся на краешек стула. Его деревянная нога торчала прямо вперед, в то время как другая, здоровая, оставалась аккуратно подогнутой. «Несравненный» по-прежнему величественно скользил вперед под прямыми парусами, слегка кренясь под ветром, а зеленое море весело пенилось под его бушпритом. Хорнблауэр вновь затянулся сигарой, охваченный странным душевным покоем. После его недавней досады это было как невероятное избавление от резкой зубной боли.
— Гвен почти на расстоянии дальнего пушечного выстрела, сэр! — доложил первый лейтенант.
— Свистать всех наверх! — приказал Буш, бросив взгляд на Хорнблауэра.
Но Хорнблауэр сидел спокойно. Он вдруг почему-то почувствовал абсолютную уверенность, что орудия Гвена не откроют огонь, и не хотел неблагодарно выбрасывать за борт сигару, которая так хорошо ему послужила. Буш бросил на него еще один взгляд и тоже остался сидеть на месте. Хорнблауэр едва снизошел, чтобы взглянуть на остров Гвен, который появился на подветренной скуле и скрылся за подветренной раковиной. Он думал о Сальтхольме и Амаджере, лежащих впереди; это, по-видимому, будет самое опасное место — оба острова принадлежат Дании и фарватер проходит прямо между ними, по узкому, всего лишь двенадцатисаженному каналу. А пока остается достаточно времени, чтобы докурить эту сигару. Он был по-настоящему огорчен, когда пришлось сделать последнюю затяжку, медленно подняться и, подойдя к релингам подветренного борта, аккуратно выбросить окурок.
Когда его эскадра неожиданно вышла из предрассветных сумерек, гарнизон Эльсинора был захвачен врасплох, но вряд ли теперь ее появление удивит гарнизоны Амаджера и Сальтхольма. Датчане смогут хорошо разглядеть корабли за добрую дюжину миль и у артиллеристов будет достаточно времени, чтобы подготовиться к подобающей встрече. Хорнблауэр окинул взглядом кильватерный строй.
— Передайте на «Мотылек», — бросил он через плечо — точнее удерживать позицию!
Если эскадре придется сражаться, растянутый строй лишь продлит пребывание кораблей под огнем. Теперь приближающийся берег был хорошо виден. К счастью, остров Сальтхольм невысок, а значит шансы у пушек, установленных на нем, не слишком велики. Копенгаген, должно быть, находится неподалеку — за горизонтом по правому борту. Викери вел «Лотос» точно по курсу, установленному для него приказами Хорнблауэра. Клубок дыма показался со стороны Сальтхольма. Следом последовал грохот пушечного залпа — весьма нестройного залпа. Никаких повреждений на кораблях пока не было заметно. «Лотос» выстрелил в ответ; сомнительно, чтобы из его коротких девятифунтовок можно было попасть на таком расстоянии, но пороховой дым от залпа хоть немного скроет шлюп. Весь Сальтхольм вновь окутался дымом и грохот пушек, перекатываясь над водой, слился в один постоянный гул, подобный тяжелой барабанной дроби. Они были все еще вне выстрела с Амаджера; Викери готовил свой шлюп к повороту. Буш весьма разумно послал лотового на бак.
— Отметка семь!
Семь саженей — глубина вполне достаточная, к тому же начинался прилив. Браун, стоящий прямо напротив зеленоватых берегов Сальтхольма, проглядывающих сквозь клубы порохового дыма; молодой Кэрлин на главной палубе указывает на цель расчетам двенадцатифунтовок левого борта.
— Глубже шести и шесть с половиной!
Страшный грохот — все батареи левого борта выстрелили разом. «Несравненный» накренился от отдачи и, пока он выравнивался, снова прозвучал крик лотового:
— И шесть с половиной!
— Право руля, — скомандовал Буш, — Приготовить батареи правого борта!
«Несравненный» накренился, входя в поворот. Пока, насколько было видно Хорнблауэру, в корабль не попало ни одно ядро.
— Отметка пять!
Они, должно быть, огибают выступающую отмель. Можно было уже разглядеть батареи Амаджера — пушки правого борта, при соответствующем возвышении, учитывающем качку, вполне могут достать до них. Залп обеими бортами, грохот, раздирающий барабанные перепонки и раздражающе-едкий пороховой дым, сочащийся с батарейной палубы.
— И пять с половиной!
Это уже лучше. Боже, попадание в «Гарви»! В двух кабельтовых от «Несравненного» бомбардирский кеч в одно мгновение превратился из боевого корабля в жалкую развалину. Его монументальная грот-мачта, слишком громоздкая для судна таких размеров, была срезана почти над самой палубой, а ее останки, вместе с вантами и всей массой парусов, волочились за кормой. Приземистая бизань-мачта также рухнула, и ее обломки свисали через борт. «Ворон», исполняя приказ коммодора, прошел мимо него и «Гарви» беспомощно дрейфовал, пока «Несравненный» спускался к нему по ветру.
— Обстенить марселя! — взревел Буш.
— По местам стоять к подаче буксира! — вторил ему Харст.
— И пять с половиной! — выкрикнул лотовый.
— Руль под ветер, — скомандовал Буш и в ту же секунду прогрохотал новый бортовой залп: орудия правого борта вновь ударили по батареям Амаджера и пороховой дым заструился сквозь палубу. «Несравненный» тяжело поднялся на волне; его марсель поймал ветер и теперь направлял его движение к разбитому «Гарви». Корабли сблизились почти вплотную. Хорнблауэр видел как Маунд — командир кеча — руководил действиями экипажа, стоя у подножия обрубка бизань-мачты. Хорнблауэр поднес рупор к губам:
— Обрежьте эти обломки! Быстро!
— Подать бросательный! — выкрикнул Харст.
Бросательный конец, брошенный ловкой рукой, упал прямо на торчащий остаток бизань-мачты и Маунд собственноручно закрепил его; Харст рванулся вниз, чтобы присмотреть за подачей буксира, который лежал на орудийной палубе в готовности к передаче в пушечный порт. Удар и громкий треск где-то впереди — по крайней мере, одно ядро, выпущенное батареями Амаджера, попало в «Несравненный». Топоры с остервенением врубались в месиво перепутанного такелажа, соединяющее «Гарви» с волочащимися за бортом обломками; группа матросов с усилием втягивает на палубу кеча трехдюймовый буксирный трос с «Несравненного», к концу которого был привязан бросательный. Еще один удар впереди; Хорнблауэр обернулся и увидел, что лопнули несколько вант фок-мачты. «Несравненный», почти приведшийся к ветру, не мог отвечать ни батареями правого, ни левого бортов, но лейтенант Кэрлин заставил расчеты передних пушек поработать ганшпугами и разворачивал два орудия так, чтобы держать датские батареи под огнем и помешать им абсолютно безнаказанно пристреляться к неподвижной цели. Хорнблауэр повернулся обратно; корма «Несравненного» почти навалилась на шканцы «Гарви», но какой-то сообразительный офицер приказал оттолкнуть ее двумя деревянными брусами запасного рангоута, принесенными из кормовой галереи. Тяжелый буксирный трос, наконец, переполз на «Гарви» и Хорнблауэр увидел, как матросы надежно закрепили его.
— Мы начнем буксировать вас кормой вперед, мистер Маунд — прокричал Хорнблауэр в рупор, — нет времени ждать, пока буксир протащат на нос. Маунд махнул рукой в знак того, что понял.
