Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
После обеда мы с псом немного погуляли по окрестностям. Вернувшись на постоялый двор, сел во дворе точить меч. Видимо, делал настолько неумело, что подошел хромой охранник и начал показывать, как правильно точить. Я все равно делал не так. Сказал, что раньше мне слуга точил. Тогда он наточил сам. Я хотел заплатить ему, но охранник отказался. Я предложил вместе выпить – и правильно сделал. На мои деньги охранник, которого звали Дулон и был он гетом из Фракии, принес из кухни кувшин красного вина и тарелку с мясом, сыром и хлебом. Мы сели за трехногий столик под террасой и тепло общнулись, заодно поужинав. Я угадал, он был солдатом, пехотинцем, служил вместе с Келогостом. Выслужить надел земли не успел, потому что был ранен и охромел, вот и приходится работать охранником. На жизнь не жалуется. Здесь легче, чем в армии. И живет он с рабыней, которая помогает Елене на кухне. Я обратил на нее внимание, потому что была симпатичнее и моложе хозяйки. Обычно некрасивые бабы таких рядом не терпят. Я ему рассказал свою легенду. Впрочем, он ее уже знал. Сплетни здесь распространяются так же быстро, как и у нас, несмотря на отсутствия журналюг, как профессии. Только в его варианте кораблей с дружиной у меня было три и бандитов тоже было трое, одного я убил на месте. Любовь к троице – явный признак христианина. Дулон был ортодоксом, как он с гордостью заявил. Келогост тоже. Поэтому Келогоста взяли в мужья, а Дулона – на работу. В общем, к тому времени, когда стемнело и пришло время закрывать ворота и выпускать собак, меня уже уважали по полной программе.
Перед сном я закрыл дверь на засов, на всякий случай расклинил и его щепкой и переоделся в шелковую рубаху Тавра и свои трусы, потому что предыдущей ночью у меня постоянно чесалась спина. Сперва я списывал это на солому, а потом вспомнил, что раньше очень было распространено существо по имени клоп. Я их никогда не видел, но знал, что с шелком справиться не могут ни клопы, ни вши, ни прочая подобная гадость. Поэтому и провел ночь более спокойно. Гарри спал на полу рядом с моей кроватью, хотя я предлагал ему занять вторую.
На следующее утро, позавтракав у Елены, я пошел с Гариком в город. Там я купил еще одни порты на смену и стеганку, набитую хлопком, чтобы надевать под кольчугу и не натирать ею тело. Жарковато, конечно, будет, но лучше потеть, чем лечить потертости. Не знаю, как Тавр носил кольчугу только на одной рубашке?! Наверное, дело привычки. В стеклодувной мастерской приобрел темно-зеленую бутылку емкостью грамм четыреста и пробку к ней из пробкового дерева. Что-то у меня слишком много барахла становится.
Потом прогулялся на рыбный рынок. Там торговля шла в полную силу. Туда всё ещё подвозили на тележках и подносили в корзинах свежую рыбу с причаливших неподалеку лодок и баркасов. Я заметил, что рыба в лодках была уже рассортирована по названиям или величине. Большую часть, в основном средней и примерно одинаковой величины, сразу отвозили на засолку, маринование или вяление. Еще часть – на изготовление гарума, соуса-приправы. Рыночный продавец этого соуса рассказал мне, что рыбу укладывают в керамические сосуды в три слоя – травы (какие – секрет фирмы), рыба, соль, чередуя их до заполнения, и ставят в теплое место тухнуть на неделю, потом, перемешивая, томят еще месяц. Образовавшаяся жидкость – и есть гарум. Самый лучший получается из анчоуса или его смеси со скумбрией, но можно делать из любой рыбы, даже из рыбьих кишок. Теперь понятно, что дает наибольший вклад в городскую вонь. Вкус соуса меня не впечатлил, в отличие от его цены. Остальную рыбу, более дорогую, дешевую или нестандартную, продавали на рынке. Здесь было всё, что водится в Черном море, включая белугу, осетра и султанку (местные называли ее по-другому) – рыбу сантиметров до сорока, с усиками и без желчного пузыря, благодаря чему ее можно было готовить, не потроша. Очень вкусная, кстати, и дорогая. Как-то пробовал ее в турецком ресторане. Султанкой ее назвали турки, потому что считалось, что из-за дороговизны ест ее только султан. Продавались и катраны, ради которых я пришел. Точнее, мне нужна была их печень. Мясо катрана невкусное, хотя есть любители. Кому нравится леденец, кому – свиной хрящик. Здесь катранов покупала беднота. В двадцать первом веке основными пожирателями акульего мяса стали богатые русские туристы, чтобы, вернувшись с курорта, с важным видом заявить: «Да, съел там пару акул». Это как вернуться из России и гордо заявить: «Да, съел там пару мешков вермишели быстрого приготовления». Печень у катрана большая. Поэтому я договаривался с потенциальным покупателем, что оплачу половину стоимости рыбы. Продавец разрезал катрану брюхо и отдавал печень мне, а остальное покупателю. Пользуясь такой халявой, одна бабка купила сразу трех. Меня уже знали, как покупателя со странностями, поэтому никто не удивился.
Я отнес эту печень Елене и попросил вытопить из нее жир на водяной бане. Объяснил, что буду использовать его, как лекарство от разных язв, геморроя, для заживления ран. При попадании на рану или язву, акулий жир дезинфицирует ее и быстро заживляет. Акула – единственное животное на нашей планете, которое не болеет никакими инфекционными заболеваниями. Мне это средство подсказал однокурсник по мореходке, когда у меня после развода с женой появилась язва желудка. Я проверил. Действительно, помогает, и лучше любых таблеток и инъекций. Елену нисколько не удивила моя просьба. В эту эпоху народная медицина была ведущей. Хотя в городе видел надписи на стенах, которые извещали, что здесь принимает лекарь. Причем были и узкие специалисты: глазник, травматолог, по камням в почках, по вправке грыж, позвоночника. Не знаю, чем именно страдала Елена, но мой рассказ об акульем жире заинтересовал ее. Мы договорились, что она наполняет мою бутылочку, а оставшееся заберет себе. К вечеру я получил полную бутылочку, а через три дня Елена мне скажет, что акулий жир помог и ей.
После обеда я бегал в доспехах и с оружием по поляне. Поскольку под кольчугой была стеганка, потертостей избежал, но пропотел раза в два сильнее. Заметил, что начинаю привыкать к нагрузке, уже не так раздражают ножны, которые бьет по ноге, и шлем не норовит слететь при каждом удобном случае. Гарик тоже больше не бегал за мной. Он сразу улегся в тени и занялся перевариванием очень обильного обеда.
Вечер опять провел с Дулоном. Как бы между прочим попросил показать приемы фехтования.
– Мы топорами бьемся, – сказал я в оправдание.
– Как лангобарды, – поверил мне гет. – Сражался я с ними пару раз. Отчаянные ребята. Бывало, одним ударом раскалывали шлем и голову напополам.
Ничего особенного он мне не показал, только как отбивать удар другого меча или копья. Так понял, в свалке сильно не пофехтуешь, там кто кого перерубит.
