Леонид Платов - Секретный фарватер
Хотя, пожалуй, это не вышло бы у старшего техника-лейтенанта. Девушка не та. Какой был у нее холодный, удерживающий на расстоянии взгляд! А потом она гордо отвернулась, закуталась в свою плащ-накидку, будто королева в мантию, и слова не вымолвила до самых шхер.
«Да, такая у меня профессия, — сказала она, — у моря — ждать — погоды…» Что это могло означать? Зачем забросили метеоролога во вражеский тыл?
Шубин оделся — потихоньку, чтобы не разбудить Князева. За окном был уже день, правда пасмурный. Солнце только подразумевалось на небе, где-то в восточной части горизонта.
Пожалуй, стоит сходить на КП[11], повидаться с Селивановым, — он, кстати, дежурит с утра.
Поглядывая на небо и прикидывая, не налетят ли вражеские бомбардировщики, Шубин миновал осинник, где темнели огромные замшелые валуны. Ноги вязли в песке.
За поворотом, на мысу, он увидел множество чаек. Воздух рябил от снующих взад и вперед птиц. Их разноголосый немолчный крик наводил тоску. Шубин не любил чаек. Плаксы! Надоедливые и бесцеремонные попрошайки, вдобавок еще и воры — обворовывают рыбачьи сети!
Летом на поляне было много цветов, высоченных, по пояс человеку. Бог их знает, как они назывались, но были величественные, красивые. Соцветие напоминало длинную, до пят, пурпурную мантию, а верхушка была увенчана конусом наподобие остроконечной шапки или капюшона.
Вот такой букет поднести бы старшему технику-лейтенанту! Ей бы подошло. Но лета долго ждать…
Блиндаж КП базы располагался в глубине леса и был тщательно замаскирован. Перед входом торчали колья. На них натянута была камуфлированная сеть, а сверху набросаны еловые ветки и опавшие листья.
Пригибаясь, Шубин прошел под сетью, спустился по трапу.
Со свету показалось темновато. Лампочки горели вполнакала, зато неугасимо. На КП не было деления на утро, день, вечер, ночь — военные сутки шли сплошняком. Недаром же говорят не «пять часов вечера», а «семнадцать ноль-ноль», не «четверть двенадцатого ночи», а «двадцать три пятнадцать».
Селиванов заканчивал принимать дежурство. Его предшественник снимал с себя нарукавную повязку — атрибуты дежурного. На усталом лице его было написано: «Ох, и завалюсь же я, братцы, и задам же храпака!..» Он так вкусно зевал, так откровенно предвкушал отдых, что Шубину стало завидно. Вот ведь счастливый человек — заснет и думать не будет ни о каких девушках в шхерах!
— Ты? — удивился Селиванов. — Не спишь?
— Не спится.
— Нельзя не спать. А если ночью в шхеры?
— За Мезенцевой?
— Собственно, не положено об этом, — сказал Селиванов, по обыкновению, солидно и неторопливо, — но поскольку ты ее высаживал… И этот секретный фарватер твой юнга обнаружил…
Они прошли ряд маленьких комнат с очень низким потолком и стенами, обитыми фанерой. Адмирал отсутствовал. Посреди его кабинета стоял стол, прикрытый листом картона. Селиванов отодвинул картон. Под стеклом лежала карта. Сюда по мере изменения наносилась обстановка на море. Взад и вперед передвигались по столу фишки, игрушечные кораблики с мачтами-стерженьками.
Стоя над картой, Шубин сразу, одним взглядом, охватил все, словно бы забрался на высоченную вышку. А на самом краю стола, в бахроме шхер, нашел тот узор, внутри которого довелось побывать ночью. Там торчала булавка с красным флажком.
— Вот она где, подшефная твоя!
— А зачем ее сюда?
— Походная метеостанция.
— А! Готовим десант?
Селиванов заботливо закрыл стекло картоном.
— Большая возня вокруг этого флажка идет, — уклончиво сказал он. — Две шифровки было уже из штаба флота.
Но обязанности дежурного заставили его отойти от Шубина.
Тот присел на скамью. Десант — это хорошо! Торпедные катера будут, наверно, прикрывать высадку.
Перед десантом обычно создают группу гидрометеообслуживания. Надо проверить подходы, опасности у берега, накат волны, ветер, видимость, температуру воды. А заодно обшарить биноклем весь участок предполагаемой высадки — много ли проволочных заграждений, есть ли доты и другие фортификационные сооружения?
Вот почему метеорологи идут впереди десанта. Перед шумной «оперой», так сказать, под сурдинку исполняют свою разведывательную «увертюру».
Шубин долго ждал — что-то около часа. Наконец ему удалось перехватить Селиванова, пробегавшего мимо озабоченной рысцой.
— Ну? Не договорил.
— О чем?
— Забыл! О десанте.
Селиванов нетерпеливо дернулся, но Шубин придержал его за рукав:
— Опасно, а?
— Что?
— Передавать о погоде из шхер?
— Из нашего тыла, понятно, безопаснее. — Селиванов с достоинством посмотрел на Шубина. — Сколько раз я объяснял тебе: данные о погоде зачастую оплачиваются кровью!
— Но почему девушку туда?
— Мезенцева хорошо знает шхеры, до войны служила на Ханко.
И с этим, по-прежнему взволнованный, неудовлетворенный, Шубин вернулся домой.
А там уж не продохнуть от табачного дыма. В тесную комнатенку набилось человек пятнадцать, и все с папиросами или трубками в зубах. Офицеры дивизиона, идя завтракать, по обыкновению, зашли за Шубиным.
По дружному хохоту он предположил, что вышучивают метеорологов.
Так и есть! Среди катерников сидел гость — метеоролог. Азартно поблескивая глазами, Князев наскакивал на него:
— Хиромант! Ты есть хиромант! Как дали вам, метеорологам, это прозвище, так и…
На флоте с легкой руки знаменитого ученого и очень остроумного человека, инженер-контр-адмирала Крылова, принято было иронически относиться к метеорологам. Сам Шубин не раз повторял хлесткую крыловскую фразу: «К точным наукам отношу математику, астрономию, к неточным же — астрологию, хиромантию и метеорологию».
Гость слабо отбивался.
— Нет, ты пойми, — говорил он, — ты вникни. Чтобы предсказать погоду для Ленинграда, нужно иметь метеоданные со всех концов Европы. Погода идет с запада, по направлению вращения Земли. А в Европе повсюду фашисты. Вот и приходится хитрить, применять обратную интерполяцию, метод аналогов…
Князев обернулся к Шубину:
— Доказывает, что у них свой фронт — погоды и воевать на нем потруднее, чем на остальных фронтах.
Все общество в веселом ожидании посмотрело на Шубина.
Но Шубин на этот раз не оправдал надежд.
— И правильно доказывает, — хмуро сказал он. — Молодой ты! Самое трудное на войне — ждать, понимаешь? У моря — ждать — погоды…
Вечером, будто гуляючи, Шубин прошелся мимо метеостанции, которая помещалась по соседству со стоянкой торпедных катеров.
Белыми пятнами выступали в тумане жалюзные будки, где находились приборы. Над ними высился столб с флюгером. Это было хитроумное сооружение для улавливания ветра — от легчайшего поэтического зефира до грозного десятибалльного шторма. На макушке столба покачивалось металлическое перо с набалдашником-противовесом. Тут же укреплена была доска, колебания которой — отклонения от вертикальной оси — определяли силу ветра.
Шубин представил себе, как девушка осторожненько, за ручку, вводит в шхеры военных моряков. Умница! Милая!
Но как же ей трудно сейчас!
За расплывчатыми, неясными в тумане очертаниями метеостанции виделась Шубину другая — тайная — метеостанция. Что, кроме рации, могла привезти девушка в своих чемоданчиках? Легкий походный флюгерок, психрометр для определения влажности, анероид для определения давления воздуха, термометр, секундомер…
Наблюдения за погодой девушка производила с оглядкой, пряча переносной флюгерок за уступами скал или деревьями, ползком выбираясь из своей норы. Каждую минуту ее могли засечь, обстрелять.
Вот что означало выражение: «ждать у моря погоды».
А он-то как глупо сострил тогда!
Утром доска флюгера занимала наклонное положение. Сейчас она стояла ровнехонько, даже не шелохнулась. Ветер стих.
Прошел этот — очень длинный — день. Прошел и второй. С десантом, как видно, не ладилось.
На рассвете третьего дня стало известно о движении вражеского конвоя, пересекавшего залив. Шубин получил приказание нанести удар по конвою четырьмя торпедными катерами.
Когда он, затягивая на ходу «молнию» комбинезона, спешил к пирсу, его окликнули. Возле жалюзных будок стоял Селиванов.
— Шу-би-ин! — орал он, приложив ладони рупором ко рту. — Подше-ефная!
Шубин остановился как вкопанный. Но ветер относил слова. Удалось разобрать лишь: «Шубин», «подшефная», хотя Селиванов очень старался, даже приседал от усердия.
Впрочем, багровое от натуги лицо его улыбалось. Ну, гора с плеч! Улыбается — значит, в порядке! Мезенцеву вывезли из шхер!..
Еще на выходе все заметили, что Шубин в ударе. С особым блеском он отвалил от пирса, развернулся и стремительно понесся в открытое море.
