Святослав Сахарнов - Повести и рассказы

Некуда деть ноги!

Я снова вытягиваю их в проход. На них тотчас же наступает какой-то пассажир.

ЧТО ЕМУ НЕ СИДИТСЯ?

Я заталкиваю ноги под переднее кресло. Пробую убрать — ноги застряли. Я потихоньку расшнуровываю ботинки и вытаскиваю по очереди: сперва ноги, потом ботинки.

Наконец я укрепляю перед собой столик, достаю блокнот и карандаш. Начинаю рисовать. Я рисую самолёт, девушку-стюардессу, аквалангиста, от которого исходит сияние, и пятнистого ерша-скорпену. Потом я рисую МОРЕПРОДУКТЫ. Они похожи на людей — с бородами, в масках, очень таинственные.

От Хабаровска до Владивостока я доехал поездом.

На вокзале меня встретили учёные — муж и жена. Те, что пишут книгу. Он был большой и шумный, она — тихая и маленькая. Оба в очках и с портфелями.

Мы шли по владивостокской улице.

— Морепродукты? О-о-о! — кричал на всю улицу учёный-муж. — У них огромное будущее. Мировой промысел нерыбных уже достиг пяти миллионов тонн. Из них моллюсков — три миллиона, ракообразных — миллион. Десять лет — и рыбы останутся позади. Правда, Лиза?

Учёная-жена кивнула.

— Моя фамилия Букин! — продолжал кричать он. — А это Лиза. Зовите нас так.

Он бросился на мостовую и остановил такси.

Мы поехали в институт.

В институте вдоль стен стояли стеклянные шкафы. В каждой комнате было много столов. За столами сидели сотрудники и что-то писали.

— Из морепродуктов Дальнего Востока нас больше всего интересуют… Вы записываете?

Я достал блокнот.

Букин подвёл меня к стеклянному шкафу.

— Вот они. Трепанг… Ещё трепанг… Морской ёж. Мидия. Устрица…

— Я ел устрицы…

— Раковина трубача. Водоросль анфельция, осьминог и…

— Кальмар, — подсказала Лиза.

— Конечно, кальмар. Но лично я уже много лет работаю над изучением трепангов. Трепанги съедобны и, как утверждают японцы, целебны. У трепангов интересное строение. Полюбуйтесь на них. Красавцы!

Трепанги в шкафу были похожи на чёрные капустные кочерыжки.

— Не забудь, что товарищу надо успеть на катер, — сказала Лиза.

— Я помню. Всех, кого я назвал, вы должны нарисовать в книге. В ней будут рисунки и фотографии.

— Я взял аппарат.

— Прекрасно. А мы всё устроили: вы будете жить на острове Попова. Там рыбокомбинат, приветливые, знающие рыбаки. Ловят они не рыбу, а морепродукты. То, что нам нужно. Морепродукты…

— Прошу вас, — сказал я, — не повторяйте так часто это слово. У меня от него мороз по коже.

Лиза рассмеялась.

— До свидания, — сказала она. — Катер ходит от городского причала два раза в день. Не опоздайте. На остров мы послали письмо. Вас там ждут… Адрес острова? Хорошо, мы сообщим его сегодня в Ленинград.

Катер был весь белый и закрытый. Только в носу у него был кусочек открытой палубы.

Он шёл, ударяясь носом о волны. Вода взлетала и падала дождём на палубу.

Пассажиры были сухие. Они все сидели внутри, под крышей. Все в плащах и резиновых сапогах. Сразу видно — моряки и морячки.

Я вышел на палубу. Мы проходили маяк. Маленький маяк на конце длинной косы. Волны, которые шли с моря, останавливались около неё.

Город был уже позади. Катер поворачивал, и за кормой двигался порт: мачты, трубы, краны на причалах, жёлтые и серые дома на сопках.

Впереди показалась скала. Она стояла отдельно, одна в море, и была из двух половинок. Одна половинка — задранная вверх, как нос тонущего парохода, вторая — наклонная, как труба.

Громадный остров заслонил Владивосток. Он закрыл от меня причалы, трубы. Одна телевизионная мачта осталась торчать в небе.

Мы плыли вдоль берега.

Через час показался зелёный край нового острова.

— Кто тут спрашивал остров Попова? — сказал матрос, выходя из рубки. — Вам выходить, гражданин.

По деревянному широкому причалу пассажиры сошли на берег. Они шли, повизгивая резиновыми сапогами. Только я не повизгивал. На мне были лёгкие чёрные полуботинки. Я поднял чемодан, взял под мышку альбом и пошёл следом.

Рыбокомбинат начинался у самого причала.

За дощатым невысоким забором стояли вытащенные на берег катера. Бревенчатые подпорки держали их. Подпорки упирались в смолёные катерные днища. Днища блестели. Берег пах смолой и рыбой.

У ворот комбината дежурила старуха.

Я поставил около неё чемодан.

— Ты, батюшка, куда? — спросила старуха.

— Мне бы начальство найти. Я из города.

— Наниматься пришёл?

— Плавать.

— Ты, случайно, не трепаншшик?

Я не понял.

— Я по казённому делу. Командировочный. Где правление комбината?

— Контора? Вон она.

В конторе моему появлению не удивились.

— Знаем, было письмо, — сказала кудрявая секретарша. — Директор приказал принять и разместить. Жить будете в общежитии, плавать на МБВ-10.

— МБВ — что? — переспросил я.

— Десять. Морской бот водолазный номер десять. Фамилия шкипера Телеев… Клава, где сейчас МБВ-10?

— В море, — донеслось из-за стены.

— Тогда ждите до утра. Вот вам записка в общежитие, к коменданту.

Когда я опять проходил ворота, старуха посмотрела на меня и сказала:

— Нет, батюшка, ты не трепаншшик!.. Комнату снимать будешь? Есть у меня, недорого.

— Не надо.

Я нашёл общежитие.

Громадная, с прямой солдатской спиной женщина-комендант прочитала записку, сказала: «Комната, так точно, есть» — и повела меня в конец коридора.

— Только кровать плохая, — объяснила она, — я вам завтра хорошую дам. Вот ваша комната.

Открыла дверь.

Я внёс в комнату вещи, разделся и повалился на скрипучую, шаткую кровать.

В голове у меня ревели моторы, стучали колёса поезда.

Я лежал с открытыми глазами до тех пор, пока из вечерней темноты не выплыла скала, похожая на тонущий пароход. Она заслонила для меня весь мир, и я уснул.

Утром мне неожиданно принесли телеграмму:

ВОЛНУЕМСЯ КАК ДОЛЕТЕЛ ТЕЛЕГРАФИРУЙ ПОДРОБНОСТИ ПОЛЕТА

Как они быстро узнали мой адрес!

Я ответил:

ДОЛЕТЕЛ БЛАГОПОЛУЧНО САМОЛЕТЕ ЗАСТРЯЛА НОГА

Здесь всё было правда и были подробности.

Отправив телеграмму, я пошёл искать МБВ-10.

За забором, около которого я проходил в первый день, прямо на берегу стояли цеха. От цехов в море уходили причалы. Рыбацкие судёнышки побольше и поменьше покачивались около них.