Густав Эмар - Короли океана
– Хозяин собирался уходить, господин граф, – доложил слуга, – но, как только ему станет известно о прибытии господина графа, он задержится и непременно примет его.
– Соблаговолите передать ему, да поживее, что я хочу с ним переговорить.
– Не угодно ли господину графу пройти за мной?
– Идем.
Слуга, следуя впереди гостя, провел его через анфиладу богато обставленных покоев и, наконец остановившись перед какой-то дверью, тихо постучал, отворил ее, пропустил гостя вперед и, перед тем как ретироваться, объявил:
– Господин граф де Манфреди-Лабом!
Граф вошел – дверь за ним затворилась.
Граф оказался в кабинете доктора Гено.
Именитый врач сидел за огромным столом, заваленным всякими книгами и бумагами; он воззрился на гостя с изумлением, что в иных обстоятельствах, могло бы показаться забавным.
– Вы! Это вы! – проговорил он.
– Да, я, доктор, – отвечал граф. – Но что вызвало у вас такое удивление, не пойму? Разве вы меня не ждали?
– Ждал, дорогой Людовик! – воскликнул доктор, силясь оправиться после сильного потрясения, которое только что испытал. – Но…
– Но, – с улыбкой продолжал граф, – пришли в такой восторг при виде меня, что чуть не лишились дара речи.
– О!..
– Полноте, доктор, не робейте, я не стану долго утомлять вас своим присутствием.
– Увы, друг мой, если я о чем-то беспокоюсь, так только за вас.
– В таком случае не стоит волноваться, мне ничто не угрожает: единственным врагом, которого мне следовало опасаться, был принц де Тальмон.
– Он достаточно силен, друг мой.
– Был силен, вы хотите сказать, ибо сейчас он такой же изгой и беглец, как и я. О, мне хорошо известно, как он устроил побег герцогу де Бофору. Он с ним заодно. Так что, как видите, я в безопасности. Надеюсь, вы позволите мне сесть?
– О, простите, дорогой Людовик! – воскликнул доктор, почтительно вставая с намерением пододвинуть к нему кресло. – Я так взволнован!
Граф, улыбаясь, сел и после небольшой паузы продолжал:
– Дорогой доктор, как я уже говорил, мне не хочется испытывать ваше долготерпение. Но, раз уж в силу надобности, и совершенно неожиданно я проделал путь не в одну сотню лье ради того, чтобы побеседовать с вами, вы позволите мне подробно объяснить, чего я жду от вашей дружбы?
Вместо ответа доктор позвонил в колокольчик, лежавший у него под рукой на столе.
Появился слуга.
– Меня ни для кого нет, – предупредил врач.
Слуга поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
– Теперь, когда вам больше не стоит бояться, что нас прервут, говорите, я слушаю.
– Первым делом мне хотелось бы развеять предубеждения, которые вы ко мне питаете: принц де Монлор написал своему отцу письмо, которое вам передали, и в нем незадолго до смерти он попрощался со своими домочадцами.
– Верно, я читал его письмо, и, признаться, оно весьма меня огорчило.
– И вы, конечно, с поспешностью решили, что я нарушил данное вам слово и убил или велел убить тех двоих?
– Признаюсь, подобная мысль действительно приходила мне в голову.
– Возможно, вы и сейчас так считаете. Ну что ж, доктор, вы заблуждались, вернее, заблуждаетесь. И мне больно сознавать, что вы так плохо меня знаете, хотя и присутствовали при моем рождении. Нет, я не убивал и не приказывал убить моих врагов. С их голов не упал ни один волос, даю вам честное благородное слово! Вы мне верите?
– Разумеется, верю. И признаюсь в этом с радостью. Тогда что же с ними сталось?
– А это уже моя тайна. Может, однажды вы ее узнаете от них самих, если они когда-нибудь объявятся, в чем я сомневаюсь. Вам же довольно будет знать, что они живы и я уже не властен над ними.
– Не стану больше настаивать на этом. И благодарю вас, дорогой Людовик.
Молодой человек поклонился.
– Ну а теперь давайте поговорим о том, что касается непосредственно меня, – о моей сестре!
– Как вы и просили, я переправил ее в замок Лабом. И каким-то чудесным образом никто, кроме вашей матушки, даже не заметил, что ее похитили. Когда же бедная Санция пришла в себя, то премного удивилась, увидев меня возле изголовья своей постели. Я объяснил ей в двух словах, зачем я здесь. Сделать это мне было несложно, благо за несколько дней до того она сама, как вам известно, вызвала меня из Парижа, к тому же мне и прежде приходилось частенько ее проведывать. Так вот, она ничего не помнила с той минуты, как ее похитили. Потом, однако, хоть и не без труда, мне все же удалось ее убедить, что она ошибается, что никогда не была беременна и что ей, стало быть, нечего опасаться последствий своей опрометчивости, а вернее, злодеяния ее соблазнителя. Мои заверения придали ей сил и во многом помогли дальнейшему ее выздоровлению. Так что отныне она уверена в правоте моих слов. А недели две назад госпожа де Лабом с дорогой нашей Санцией прибыли в Париж. На доверенные вами средства я приобрел для них особняк на этой же самой улице, в двух шагах отсюда. И наши дамы будут рады с вами повидаться, тем паче что ваше долгое отсутствие их тревожит, а Санция поминает вас всякий раз, когда я ее навещаю. Вы довольны, если я правильно понял ваше желание?
– У меня нет слов, дорогой доктор, – с волнением проговорил граф, – чтобы выразить вам мою признательность. Все, что вы сделали, меня не удивляет. Я и раньше знал – на вас можно положиться. Но могу ли я рассчитывать на ваше участие снова?
– В любое время, дорогой мой мальчик. Я сделаю для вас все, что в моих силах.
– Договорились, – кивнул граф с едва заметной улыбкой.
Последовала короткая пауза: оба собеседника задумались.
Тут граф извлек из кармана камзола пачку бумаг и, не выпуская ее из рук, продолжал:
– Дорогой доктор, то, что вы делали для меня до сих пор, ничто в сравнении с тем, чего я от вас еще жду.
– Объяснитесь!
– Простите, вы, я вижу, еще не просматривали свою почту.
– И то верно, я собирался этим заняться как раз, когда вы вошли.
– Надеюсь, я вам не помешал.
– О, не к спеху.
– В самом деле? Просмотрите хотя бы несколько писем.
– Зачем?
– Прошу вас!
Доктор воззрился на графа с недоумением. Тот улыбнулся и утвердительно кивнул. Врач, не переставая удивляться, принялся вскрывать почту.
Прошло несколько минут – и вдруг доктор резко вскинул голову.
– Что это значит? – воскликнул он.
– Что именно? – с безразличным видом спросил граф.
– Прочтите-ка вот это!
– В том нет надобности, доктор, я и так знаю, о чем речь. Это по моей просьбе адмирал граф де Шабан соблаговолил вам отписать.
– Вы что же, подали в отставку с должности капитана второго ранга?
– Да.
– Вы дрались на дуэли?
– Да, доктор, с шевалье де Куаньи.
– И…
– Меня убили, – все тем же, чуть насмешливым тоном прервал его граф. – Да вы не тревожьтесь, дорогой доктор, это для всех остальных я мертв – для вас же, и только для вас, я по-прежнему живой.
– Но, бога ради, зачем?..
– Затем, – отвечал граф с некоторой горячностью, – что, будучи непреклонным с другими, я должен быть непреклонным и с собой. Таков закон – око за око. Осудив виновных, я осудил и себя. И теперь исчезаю, как и они. Быть может, – с чувством прибавил он, – Бог простит меня за суд над собой перед лицом той страшной кары, которую я себе уготовил.
– Друг мой, – дрожащим от волнения голосом вскричал доктор, – я восхищаюсь благородством вашей души, но заклинаю, подумайте о своей матушке и сестре!
– Я все обдумал, доктор. И все решил. Так что больше не уговаривайте меня – бесполезно.
– Жаль! – промолвил доктор, печально понурив голову.
– Возьмите эти бумаги, – продолжал меж тем граф. – Пора кончать с этим делом, старина, не то у меня сердце разорвется: еще час, и я либо рехнусь, либо свалюсь замертво к вашим ногам.
– Повинуюсь, – отвечал доктор, машинально беря бумаги, которые протянул ему граф, – и сделаю все, что вы потребуете, клянусь.
– Я знал это. Вот мое завещание. Оно помечено задним числом – прошлым годом и от начала до конца писано моею рукой. Я назначаю сестре опекуна и отписываю ей все мое состояние – с подробностями вы ознакомитесь; оно составляет, по моим подсчетам, около трех миллионов ливров – в земельных угодьях, кассовых ордерах и так далее. Я последний в моем роду и, стало быть, его глава. И передать все мои блага сестре не составит никакого труда. Так вы согласны выполнить это поручение в знак преданности?
– Да, согласен, друг мой. Но разве вы не повидаетесь с матушкой и сестрой?
– Перечитайте письмо адмирала де Шабана, дорогой доктор, – с горечью отвечал граф, – и обратите внимание на дату. Я умер семнадцатого мая, а сегодня у нас второе июня, и вот уже шестнадцать дней, как право на мое наследство вступило в силу. К тому же в интересах сестры я не должен видеться с нею, как это для меня ни прискорбно.
Тут снова появился слуга.
– Что вам угодно? – удивился доктор. – Разве я не говорил, меня ни для кого нет!