Разбойничьи Острова - Яна Вальд
— Ну, подходите! Ну же! Кто готов к Маре в зубы?!
Ни единой лишней мысли в голове, ни желаний, ни сожалений, один бессмысленный азарт: превзойти противника. Это вроде игры, в которую изгнанник слишком заигрался. У него нет плана бегства. Весь его замысел был — прикончить Гэриха и биться насмерть. Он смеется и загадывает: чьим же мечом будет для него все кончено? Так было уже однажды в его жизни — один за другим, сменяющие друг друга пятнадцать противников, и тогда он тоже загадывал. Тогда он победил. Но одолеть толпу один человек может только в балладах.
Он отражал удары, а взгляд метался, словно зверь в клетке, в голове было ясно, как никогда. Рыжий Ив над телом господина, монах-лекарь, лица воинов — знакомые и незнакомые. Не пробиться к обрыву. Благородный сеньор Даберт в первых рядах, готов явить храбрость в битве десятков против одного. Даберт — вермийский тюфяк — шанс. Теор оставил копье в воине, что отделял его от вермийца, другого сбил с ног, и оказался за спиной Даберта, с кинжалом у его горла.
— Назад! Или считайте своего сеньора мертвым!
Даберт истошно завопил:
— Назад! — даже не пытаясь сопротивляться.
Подчинились не все и не охотно. Люди Гэриха жаждали отомстить, а жизнью вермийца не дорожили. Но ближайшее окружение Даберта не устало кормиться от его щедрот — они попятились и чуть ли не оружием заставили ландцев поступить так же. Отступая к обрыву, Теор ждал удара сзади, меткой стрелы, брошенного копья или кинжала. Утешало, что последним движением он успеет перерезать сеньору его крикливое горло. В дыму пожара он оттолкнул полу-задушенного заложника, убивать не стал, потому что бездарный правитель для врагов полезней живым. И сделал еще шаг — вниз, с обрыва. В небе проклюнулся рассвет нового дня. Гэрих Ландский открыл глаза, узнал Ива — и перестал дышать.
Шатер
Рассвет растекался по небесам царственно медленно, словно любуясь собой. Солнечного цвета облака плыли над шатром мертвого предводителя, те же облака видели, как выбрался из воды, рухнул на песок его убийца. Облака цвета пшеницы, то яркие, то укрытые платком туч. Цвета волос Аны, что вились и озорно выбивались из-под покрывала, и спелыми колосьями сыпались на землю, когда она стригла их перед рейдом. Ана умерла в самом расцвете красоты, ее волосы никогда не станут седыми.
Теор смотрел в небо. Живой, хотя меньше всего берег свою жизнь, не надеялся, да и не хотел выжить. Победитель даже там, где победить невозможно. В такие моменты он верил, что Алтимар причастен к его рождению. Или же, в то, что дьявол его бережет, как говорили регинцы.
Карэл Сильвийский не видел, но ощущал рассвет. К утру забытье медленно отпускало его, а боль возвращалась. В шатре было не протолкнуться. Все кричали, обвиняя в чем-то друг друга, и не покрывал этот шум властный голос Гэриха, как обычно бывало. Подле Карэла ни монаха, ни слуг, ни его рыцарей, о нем все забыли, увязнув в сваре. Сильвиец не в силах был кого-то подозвать, потому что голос его умер в Зеленой Долине, убит ударом в шею.
Потом вдруг все затихли, нашли виновного. Женский плач:
— Но я же ничего не сделала… Все время была здесь…
Она забилась в недра шатра от расправы. Островитянка, которая оказалась регинкой, — Карэл ее вспомнил. Та девушка, что все рассказала о Морской Ведьме.
— Я ничего не знала!
Крик Ива:
— Оставьте ее!
И брата Элэза:
— Побойтесь Бога! Она не та, кому должно мстить!
Карэлу видна лишь борьба силуэтов, он не уверен, в бреду это или наяву. Ее хватают за руки, Иву не дают сделать и шага. Она плачет и умоляет, как любая женщина, и отбивается, как любая морская сучка. Выскальзывает из рук человека, державшего ее. Он получил удар между ног, и согнутый пополам, клянет все на свете. Если это бред, он занятней всего, что раньше виделось Карэлу. Девушка прямо перед ним, над ним, понимает, что у нее один миг на раздумье.
— Сжальтесь, господин! Остановите их! — сложно пасть в ноги тому, кто лежит пластом, но Нела попыталась. — Клянусь, господин, я не знала, что он убьет его милость Молодого Герцога!
Словно молния в мутном сознании Карэла Сильвийского:
— Гэрих убит? — шепчет одними губами, приподымает голову, даже боли не чувствует. — Как…?
Над ним лица слуг, рыжий Ив, белокурая островитянка, его поддерживают, десяток голосов хором объясняет, что произошло. И не верится до сих пор, что не в бреду это, — мертв Гэрих Ландский. Меньше всего сейчас Карэла заботит судьба какой-то пленницы, сколько бы ни умолял его Ив.
Нелу вытаскивают из шатра, тащат то ли в петлю, то ли к обрыву — разъяренные воины еще не решили. Не слушают увещевания монаха, Ива сбивают с ног. И внезапно отступают перед Дабертом Вермийским и его людьми. Придушенным голосом он начинает распоряжаться:
— Девицу должно сначала допросить, а не казнить бездумно! — объявляет с ухмылкой. — Я сам ее допрошу. В моем шатре.
— Отец-Старейшина, регинцы стоят на месте уже более суток. Выставили дозоры, но укрепления не строят, да там и негде встать лагерем.
— Мы с Фором подобрались так близко, что слышали разговоры воинов. Смысл не поняли, но они в замешательстве. Их предводители о чем-то спорят…
— …а жрецы молятся. Что-то у регинцев произошло.
— Нужен пленник, который все расскажет, — ответил Арлиг соглядатаем. — Передайте людям: пусть готовятся к новой вылазке.
Больше всего ему хочется добавить: в этот раз сам вас поведу. Но это невозможно. Терий слишком стар. Одним богам известно, когда в такой неразберихе соберется Большой Совет и выберет третьего Старейшину. Потому Арлиг не имеет права рисковать собой и чувствует себя, словно в кандалах.
Самый счастливый человек на Островах — это Даберт Вермийский. Теор его чуть не убил — но не убил же, а глотать позор Даберт умеет, не подавившись. Война, которой он не желал, осуществляла его мечты одну за другой. Луэс Норлитский пал в Зеленой Долине, теперь погиб и Гэрих. Ландом правит
