Леди удачи. Все пути… - Белоцерковская Марина
— Приятная картина, должно быть! — с завистью вздохнула Джоанна.
— А то?! — гордо ответила Мари и с увлечением продолжала: — Перед смертью он манит меня пальцем. Я склоняюсь к нему, и он объявляет голосом Левитана: «Мадемуазель Тардье, вас ожидают…»
— «…У справочного бюро», — внесла свою лепту в рассказ Джоанна.
— Представь себе, нет! — не согласилась Ксави. — Всего лишь маркиз де Торси. Я оказываюсь в какой-то огромной комнате среди рядов колонн, которые все как одна завершаются атлантами с мерзкими рябыми рожами. Из-за одной колонны выходит вихляющей походкой де Торси и тросточкой, украшенной лентами, гонит перед собой, как стадо гусей, огромный миндальный торт с кремовой надписью: «Это они умеют!». Торт, переваливаясь на кривых лапках, добегает до меня и останавливается, отдуваясь. Я вытаскиваю свой ножичек и только примериваюсь к самой середке тортика, как этот подлец (я имею в виду торт) начинает раздуваться, как резиновый шарик, и лопается!
Пока я подбираю слова, доступные пониманию маркиза, он ласково похлопывает меня по плечу и начинает судорожно рыться в карманах. Наконец, откуда-то очень сзади он выволакивает смятый носовой платок, разворачивает его жестом провинциального фокусника и вытаскивает оттуда большой блестящий орден с изображением трехглавого орла с серпом и молотом в лапах и в короне набекрень. Критически осмотрев орден, маркиз смачно плюет на орла и, протерев рукавом жюстокора, провозглашает:
«От имени и по поручению администрации Версальского дворца пионеров, я от всей души вручаю вам этот орден!..»
— Ха! Дождешься от него! Особенно после того, как мы его лучшего агента шлепнули, — скептически хмыкнула Джоанна.
— Ну, что ты хочешь от маркиза, он же не виноват, что мне приснился, — пожала плечами Ксави. — Но, впрочем, ты права, потому что этот двурушник вдруг разворачивается и вешает этот орден на грудь тебе.
— Есть все-таки справедливость на свете! — удовлетворенно констатировала Джоанна.
— Не успеваю я возмутиться, как де Торси нахально подмигивает, чирикает и, взмахнув локонами парика, как крыльями, улетает, а ты превращаешься в Жака, подпрыгиваешь и оказываешься на невесть откуда взявшихся качелях. Раскачиваясь и нагло размахивая перед моей физиономией ножками, ты, то есть, уже Жак, мерзко ухмыляясь, заявляет: «Извини, пожалуйста!», — достает из-за пазухи тот самый миндальный торт, только на сей раз почему-то благоухающий колбасой, сдувает с него крошки, откусывает громадный кусок и, ехидно посматривая на меня, говорит порхающему вокруг маркизу: «Ничего страшного, перебъется…»
Это замечание меня окончательно деморализовало, и я решила проснуться…
Тут Ксави принюхалась и возопила:
— Э-э! Как это понимать?! Мало того, что тортик мой сожрали, так еще и колбасу приканчивают на глазах умирающих от голода! — и, запустив руку а корзину, она добыла румяный пирог и в мгновение ока набила им рот.
— Глаз — алмаз! — в восхищении покрутила головой Джоанна. — Единственный пирог с вишнями заграбастала! Оставь кусочек!
— «Как простой бывший Великий Инквизитор» должна заявить, — придушенным голосом выдавила Ксави, затем, сделав титаническое усилие, проглотила кусок и закончила: — Не возжелай пирога ближнего своего, ибо ближний может обидеться и врезать по сусалам… Впрочем, знай мою доброту! — Мари отломила кусок от своего пирога, критически оценила — не велик ли, и вручила Джоанне. — Тем более что колбасу я тоже люблю. Между прочим, где Крошка? — встрепенулась она. — Как же он без колбаски?
— Бегает, зайцев ловит, — махнула рукой за окно Джоанна. — Устал, бедняга, в карете трястись.
— А что, тоже дело, — оживилась Мари. — Помните, как он вчера за нами гнался с куропаткой в зубах? — она прыснула: — И гавкнуть хочется, чтоб подождали, и птичку бросить жалко. Между прочим, вкусная птичка попалась! — облизнулась она.
Джоанна повертела головой:
— Тебя послушать, так это прямо не Ксави, а пищеварительный трактор какой-то!
Жак задумчиво улыбался, слушая их пикировку. Он сидел, откинувшись и глядя в окно. Мимо кареты проплывал осинник. Гибкие ветви с молодыми зелеными листьями сплетались в тонкое кружево. Время от времени из-за светло-коричневых стволов к дороге выскакивали небольшие сосенки.
— Как у нас на Луаре… — негромко сказал Ренар. — Солнышко сквозь ветви поблескивает, и ветерок листья шевелит…
— Жак, да ты лирик! — обвиняюще глянула на него Джоанна. — Ничего, вернешься на свою Луару. Женишься, хозяйство заведешь. Родишь себе штук пять маленьких пиратиков, будете шмон наводить по всей округе!
Жак смущенно рассмеялся:
— Да ладно!.. Это так — настроение. Который день уже трясемся в карете, а вокруг ни души.
— Ничего себе «ни души»! — хмыкнула Ксави. — А ось нам вчера чинил кто — призрак замка Моррисвиль? Насчет души не скажу, а тела, надо сказать, там было довольно много. Особенно в талии! — захохотала она.
— Да-а, задержала нас ось, — вздохнула Джоанна. — Все-таки края беспокойные. Надо было все же следующего обоза дождаться в селе, как Наталья Алексеевна советовала.
— Да тут ехать — всего ничего осталось! — Ксави беспечно пожала плечами. — По мне, так лучше двигаться, чем сидеть в незнакомом месте. Тем более, физиономии в этой местности не блещут христианскими добродетелями.
— Пожалуй, — согласился Ренар. — Хозяин постоялого двора уж точно не отпущением грехов разбогател. А так у нас все же три шпаги, да и зубки Фиделя кое-чего стоят. Кстати, что-то его давно не видно, — он с беспокойством выглянул в окно.
— Прибежит, никуда не денется. Он след кареты, как собственный нос изучил, — Мари попыталась вытянуть ноги. — Я сама с удовольствием пробежалась бы. Вон травка какая славная!
В этот момент карета замедлила ход и остановилась.
— Странно… Заснул наш селифан[132], что ли? — удивилась Ксави и со словами: — Это что за остановка: Бологое иль Поповка? — вылезла наружу.
Джоанна и Жак выглянули в окно. Деревья вплотную подступали к карете. Лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь заросли. Было удивительно тихо. Впереди слышался звонкий голос Ксави и глуховатый говор возницы.
— Что там происходит? — нетерпеливо завертела головой Джоанна и спрыгнула на мягкую землю. Ренар последовал за ней.
Обойдя лошадей, они наткнулись на завал, у которого спорили Мари и кучер.
— Гляньте, куда завез нас этот Сусанин! — махнула рукой Ксави на невообразимое сплетение ветвей на дороге.
— Да что ж — завез… Нешто мы не ведаем, куды ехать?.. Завсегда так ездим. Не было тут завала. Как есть не было. Видать, созоровал кто. Али буря нанесла… — бубнил мужик.
— Аккуратная какая буря попалась, — Джоанна поддела носком сапога огромную ветку. — Вокруг — ни одной веточки, как пылесосом прошлись. Что-то мне не очень нравится этот «уютный уголок»!
Ксави окинула задумчивым взглядом окружающий их безмолвный лес.
— Да и меня морозец по коже пробирает. Ну, что ж, — она сбросила камзол и ухватилась за толстый сук, — чем быстрее мы отсюда уедем, тем целее будут мамонты. А ну-ка, Жак, впрягайся!
Вчетвером друзья начали быстро растаскивать завал. Но не добрались даже до его середины. Раздался резкий свист. Не успела Джоанна вскинуть голову, а Мари — схватиться за неизменный нож, как на них обрушилась горланящая толпа. Возница, вначале застывший от неожиданности, получил удар по голове, озверел и, ухватив крепкий сук, пошел напролом, мерно взмахивая импровизированной дубиной, как косой. Джоанна и Жак одновременно рванулись к своему оружию, оставленному у кареты. Ксави, не мудрствуя лукаво, вовсю орудовала ножом. Но перевес был на стороне врага, и после нескольких минут бешеной свалки отношения окончательно определились.
Наши герои были сложены рядком и упакованы, как высокосортная колбаса, побитые и исцарапанные, но целые, за исключением несчастного возницы. Тот с раскроенным черепом остался лежать у колеса кареты. Противнику повезло еще меньше: четыре трупа и вдвое большее число раненых свидетельствовали о том, что пиратская школа по-прежнему высоко держит свою марку. Но для наших героев это обстоятельство служило слабым утешением. Сейчас они могли только с бессильной яростью наблюдать, как враги, переговариваясь на незнакомом им языке, одобрительно рассматривали царские гербы на дверцах кареты.
