Эльвира Барякина - Белый Шанхай
Михаил Бородин ничего не мог с этим поделать: социальный эксперимент в Ухани не удался, и у него не осталось ни денег, ни сил, ни союзников, чтобы предотвратить катастрофу.
Русские политические и военные советники спешно эвакуировались из Китая. Консульство СССР в Тяньцзине было разгромлено, в Шанхае — осаждено бывшими белогвардейцами. В провинциальных городах провокаторы могли ткнуть пальцем в человека: «Вот коммунист идет!» — и беднягу убивали на месте. Доходило до того, что девушек с короткими стрижками казнили как большевичек, а потом подкладывали их отрубленные головы в гробы мужчинам: «Вы хотели равноправия? Ну так получите!»
В такой обстановке надеяться на благоприятный исход Нининого дела было бессмысленно.
Прошла неделя, и наконец коридорный принес Климу визитную карточку советского юриста.
— Он ждет вас внизу.
Клим выбежал в вестибюль и чуть не столкнулся с Левкиным.
— Вы не могли бы приехать в наше полпредство? — спросил тот, не поднимая глаз.
Они сели в машину, и всю дорогу Клим изнывал от желания расспросить Левкина о Нине, но пока он не имел права задавать вопросы.
Автомобиль подвез их к высокой крепостной стене, окружавшей Посольский квартал. Часовые проверили пропуск Левкина и открыли тяжелые, обитые металлическими пластинами ворота.
Невероятно: проехать под аркой и тут же из громадного китайского города перенестись в Европу. Вдоль широких улиц, обсаженных деревьями, стояли нарядные особняки; здесь же располагались торговые представительства, банковские и страховые конторы. В фонтанах плескалась вода, в уличных кафе обедали изысканно одетые люди.
Единственный намек на Китай — коляски рикш, поблескивающие черным лаком и медными украшениями. Кули, возившие их, щеголяли в опрятных синих рубахах и штанах и прикрывали головы новенькими соломенными шляпами.
Автомобиль Левкина проехал сквозь решетчатые ворота, охраняемые красноармейцами в богатырках, и остановился возле большого белого дома с пучеглазыми каменными львами у крыльца.
Клим вышел из машины и огляделся кругом. Трава на лужайках была вытоптана, а цветы в позеленевших вазонах засохли.
— Нам тут не до садоводства, — сказал Левкин, заметив недоуменный взгляд Клима. — Мы живем событиями не частного, а мирового масштаба.
Старый китаец в выцветшей гимнастерке впустил их в полутемный вестибюль и вновь принялся смахивать пыль с мраморного бюста Ленина, стоявшего в углу.
Клим направился вслед за Левкиным по коридору. В здании не было ни души; двери в кабинеты были распахнуты, ковры и занавески убраны, и звуки шагов эхом отдавались под потолком.
Левкин впустил Клима в тесную неуютную комнату, провонявшую запахом бумажной гари.
— Я сейчас вернусь.
На письменном столе громоздились пустые скоросшиватели, а в жестяном ведре, заменявшем мусорную корзину, валялись окурки и клочки сожженных документов.
Клим принялся разглядывать развешенные на стене открытки с фотографиями членов Политбюро ВКП(б). Они располагались в виде пирамиды, и выше всех в солнечном квадрате света висел портрет усатого кавказца по фамилии Сталин.
Через минуту Левкин вернулся в сопровождении хмурого высокого мужчины в вышитой рубахе.
— Валдас, — представился тот. — Рад знакомству.
Его круглая голова была обрита наголо, под носом топорщились светлые с проседью усы, а мощная шея алела от солнечного ожога.
— Ваши сведения подтвердились, — сказал Валдас, усаживаясь на скрипучий казенный стул. — Вчера англичане устроили налет на советскую торговую миссию в Лондоне. Полицейские действовали по тому же сценарию, что и здесь, и изъяли документы, разоблачающие нашу работу в Великобритании. Теперь все это окажется в печати.
— Наркоминдел уже направил ноту протеста? — спросил Левкин.
— Англичане плевать хотели на наши протесты, — отозвался Валдас. — Они объявили советское руководство бандитами и будут настаивать на экономической блокаде СССР. Наша задача — сделать так, чтобы им никто не поверил, а для этого желательно, чтобы с разоблачением выступила третья, как бы незаинтересованная сторона. Например, Германия.
Валдас перевел на Клима светло-голубые глаза.
— Насколько я понял, у вас есть знакомый в немецком посольстве, который симпатизирует СССР. Я могу узнать, с кем именно вы дружите?
Клим назвал один из псевдонимов Даниэля.
— Мы высоко ценим помощь вашего знакомого, — произнес Валдас. — И догадываемся, что он имеет отношение к разведке. Передайте ему, что если немцы помогут нам выкрутиться из этой заварушки, военное сотрудничество между нашими странами перейдет на новый уровень.
Клим наконец понял, что происходит. Знающие люди в Шанхайском клубе рассказывали, что советское правительство разрешило немцам проводить на своей территории испытания вооружений. Германия жаждала реванша за Мировую войну и в обход Версальского договора усиленно развивала авиацию, бронетехнику и химическое оружие. Страны-победители знали об этом, но ничего не могли доказать: СССР был закрыт для международных комиссий.
Даниэль, скорее всего, и вправду работал на немецкую разведку и пытался выторговать для Германии поблажки в военных контрактах с русскими. Но чтобы не подставлять свою голову безумным большевикам, он отправил к ним Клима: ведь если что-то пойдет не так, от него всегда можно будет откреститься.
— Как именно немцы должны помогать вам? — спросил Клим.
— Пусть они обнаружат в Берлине белогвардейскую типографию, в которой изготовили документы, найденные в наших миссиях, — отозвался Валдас. — Надо провести несколько показательных арестов и предъявить прессе парочку озлобленных русских иммигрантов, исподтишка вредящих своей Родине.
Клим смотрел на спокойно улыбающихся Валдаса и Левкина и не знал что сказать. Политика — грязное дело, но всему должен быть предел!
— А как эти «фальшивки» попали в полпредства? — не удержался он от сарказма.
— Враги подбросили, — усмехнулся Левкин. — Мы тоже кое-кого арестуем и укажем на конкретных вредителей.
«Они действительно уголовники, — в бессильной злобе подумал Клим. — Только они действуют не от имени мелкой Зеленой банды, а от имени государства. И самое нелепое — „прогрессивная общественность“ пойдет у них на поводу, потому что в таинственную теорию заговора хочется верить больше, чем в откровенную наглость и подлость».
Клим должен был уйти, не подав руки новым знакомым, но ради Нининого спасения ему приходилось переступать через себя.