Богдан Сушинский - Французский поход
— Я верю вашему адвокату. Лучше я все равно не составлю.
— Дело вовсе не в адвокате, монсеньор, — прошлась она по комнате, нервно теребя пальцы. — Вовсе не в адвокате. Просто я не успела вам сказать, хотя и должна была. А в этом, заметьте, вся соль…
Гяур удивленно смотрел то на графиню, то на прошение, которое успел снова положить в пакет. Он решительно ничего не понимал. Его попросили подписать — он подписал. Тогда что же так взволновало графиню?
— Видите ли… когда я просила вас обратить внимание королевы на то, что графиня де Ляфер помогала посланнику короля при дворе Владислава IV улаживать вопрос о вашем посольстве и наемниках, то имела в виду, что это лишь один из аргументов.
— Но есть и другой, причем более веский. С одной стороны, он заставляет вас искать любые пути к трону королевы. С другой же, совершенно в ином, более благородном, свете преподносит сам этот ваш решительный шаг, монсеньор.
— Ничего не понимаю. О каком аргументе идет речь? — кончилось терпение князя.
— О самом убедительном, монсеньор. Самом-самом, — остановилась графиня напротив Гяура, в смятении выламывая себе пальцы. — В прошении говорится, что графиня де Ляфер, то есть я, монсеньор, что будто бы я предстаю перед обществом вашей невестой. — Она замолчала и посмотрела на князя с таким ужасом, словно чувствовала, что с ним вот-вот случится обморок. «Нет, устоял, странно!».
— Вы? Моя?… Вы сказали?…
— Именно это обстоятельство, — уже более смело продолжала Диана, воспользовавшись исключительным мужеством юного князя и его столь же исключительной сообразительностью, — и заставляет вас быть столь настойчивым в своем прошении. Надеюсь, такой поворот событий вас не очень огорчает?
— Нет. Он скорее смущает меня. Вспомните: совершенно недавно вы заявили, что никогда не станете моей женой. Что это вообще невозможно.
— Потому что это действительно невозможно, — окатила его лучезарной голубизной своих глаз графиня. — Разве сейчас я пытаюсь убеждать вас в обратном? Тогда зачем бы я затевала всю эту историю с имением в Ратоборово, которое собираюсь подарить вам вместе с Властой — т? о ли в роли супруги, то ли наложницы?
— То есть мы просто обманем королеву?
— Ее величество королеву-регентшу уже столько раз обманывали, полковник, что этот случай ей очень скоро забудется.
— Но столь откровенно, в присутствии стольких людей… Лгать. Самой королеве…
— Князь, — разочарованно вздохнула графиня. — Я понимаю, что не всем дано было родиться дипломатами. Но чтобы… такая дипломатическая дремучесть…
— Да не дремучесть это! — вдруг взорвался Гяур. — Я всего лишь требую, чтобы о столь важном деле со мной говорили нормальным человеческим языком. Только и всего. Я желаю знать, что здесь происходит, на что я иду. В конце концов, это вопрос чести, вопрос моего имени, княжеского имени Одаров.
— Успокойтесь, милый, — обеими руками погладила его по груди графиня. — Успокойтесь. Поверьте, я с удовольствием поговорю с вами на «человеческом языке».
Несколько мгновений Гяур растерянно глядел на графиню.
— Но здесь не требуется никакого объяснения, — тихо и предельно вежливо проговорил он. — Тем более при вашем «далеко не походно-бивуачном» воспитании…
— Эй, кто здесь хозяин?! — спасительно прервал его беспомощное оправдание властный голос. И сразу же послышалось, как в ворота начали колотить чем-то металлическим. — Немедленно откройте! Именем короля! Немедленно откройте ворота!
Гяур и Диана де Ляфер снова переглянулись.
Графиня подошла к окну, уперлась лбом в стекло, пытаясь высмотреть, что там происходит, кто это так напористо врывается в их обитель. Однако ворота оставались где-то слева, и ни она, ни Гяур разглядеть что-либо отсюда не могли.
— Именем короля! — закричали во дворе уже в три или четыре глотки. — Мы требуем немедленно открыть ворота!
— А вот и люди, с которыми вам и вашим воинам представляется возможность пообщаться на том самом «нормальном человеческом языке», — с леденящей душу холодностью процедила графиня, с нескрываемым презрением глядя на Гяура. Князь был поражен тем, как мгновенно изменилось отношение к нему. — Правда, не забывайте, что, пользуясь им, вам придется усиленно жестикулировать своей драгунской саблей.
41
После объяснений с «человеком в черном» лейтенант д'Артаньян и Хозар подъехали к дому, где застали Мишеля и Улича уже сидящими в зале за большим, неплохо сервированным столом. Мишель вовсю расхваливал Уличу бургундское вино. Улич же не менее внимательно, хотя и мрачно, рассматривал содержимое своего бокала, не спеша выпить его, а терпеливо поджидая, когда первым осушит свой бокал сам слуга.
Неплохо зная латынь, Улич отлично понимал, о чем Мишель ведет речь, но еще лучше он помнил о своем долге и напутствии руководителя нынешнего Тайного Совета Острова Русов, отца Гяура, великого князя Одара-Властителя: «Страшнее битвы бойся пира».
Свое «Христово зелье», благодаря которому (с помощью нескольких растворенных в нем капель) он мог бы распознать «всяк сущий в вине и еде яд», Улич, увы, так и не изобрел. Единственное, что он после многих трудов сумел сотворить, так это «Ядовишник» — своеобразную летопись, в которой поведал грядущим лекарям все услышанное им о наиболее опасных ядах, а также о способах «душетравления».
Этот фолиант, который Улич оставил сейчас в Каменце своему ученику-русичу из княжеской дружины, со временем должен был стать, по замыслу его создателя, «книгой книг для всемирного иудства». Именно так он и написал на обложке «Ядовишника», сразу под названием.
А по этому писанию его получалось, что во все века вся Европа только тем и занимается в свободное от войн и разврата время, что травит друг друга. Всеми возможными методами и средствами.
Они оба настолько увлеклись, — один похвалой бургундскому вину, другой — подозрением в отношении этого напитка, что даже появление д’Артаньяна и Хозара восприняли так, словно те не преграждали путь тайному королевскому агенту, а вошли после небольшой прогулки аллеями парка.
— Похоже, нас все-таки выследили, господа, — молвил д'Артаньян, едва разобравшись, в чем причина их «диалога глухого с немым», и сразу же осушил два стоящих на столе наполненных бокала. — Мы, конечно, прищемили хвост этой ищейке. Но ведь он не откажется от своего гнусного ремесла. Вскоре этот шпион появится здесь, притом не один, клянусь пером на шляпе гасконца. Где полковник Гяур?
— Вы правы, пора уходить, — сразу же всполошился Мишель. — Позвать господина князя?
