Михаил Громов - В небе и на земле
Немцы летали в истребительной авиации всегда парами, она была их основной тактической единицей. Летали они всегда, держа скорость на 9/10 мощности мотора. При этих условиях догнать их истребители можно было только при условии нахождения нашего истребителя на высоте, причём значительно большей, чем у противника. Кроме того, пара обладала большей манёвренностью. Ведущий в паре, летящей на 9/10 мощности мотора, имеет возможность спокойно искать цель: его основное внимание обращено именно на это. У него нет опасности быть атакованным сзади. Ведомый, идущий сзади следом, наблюдает только за верхней полусферой, так как ни сбоку, ни сзади догнать его нельзя.
У нас же наименьшей тактической единицей у истребителей было 3 самолёта. Эта тактическая единица лишала их манёвренности. Этот парадный строй на фронте - порочен. Пара сильней и манёвренностью, и целенаправленностью внимания.
Легко рассчитать, что десятикилометрового расстояния от противника достаточно, чтобы лететь 100 километров и быть недосягаемым, если противник, находясь на той же высоте, будет гнаться на полной мощности (разумеется, при условии, что максимальные скорости у нападающего и атакуемого примерно равны). В действительности, так оно и было. Как-то прилетев на аэродром, где базировалась Ла-5, я оказался свидетелем интересного эпизода. В тот момент, когда над нашим аэродромом пролетал разведчик «Юнкерс-88», взлетел Ла-5 и с набором высоты пошёл в сторону фронта. Вскоре на высоте примерно 2000 метров над нашими головами вновь появился «Юнкерс». Очевидно, он успел заснять наш аэродром и тоже повернул к фронту с набором высоты (видимо, увидев Ла-5). До фронта было 25 километров. Вскоре вернулся Ла-5. Командир полка задал ему вопрос: «Ну что, догнал?». Ответ: «Никак нет. Я дошёл до 6000 метров, когда был уже далеко за линией фронта. А он поднялся ещё выше, и я понял, что уже не поймаю его».
Хочется ещё добавить, что Як-1 не мог противостоять Ме-109. Лишь появление Як-3 дало возможность успешно противоборствовать «Мессерам». Это убедительно доказали «Нормандцы» и многие наши лётчики. Между прочим, самолёт Як-3 был настолько хорош, что я задумал показать его на одном из праздников Дня авиации во всём своём блеске, и это было разрешено. Идея заключалась в следующем: на трёх самолётах три самых лучших лётчика, на которых мы с А.Б.Юмашевым остановились в своём выборе, выполнили весь высший пилотаж группой в парадном строю (гуськом) на расстоянии двух метров друг от друга. Взлетели они одновременно и сохраняли во время полёта расстояние между самолётами до баснословной точности. При выполнении фигур высшего пилотажа особенно эффектно выглядел иммельман. Вместе они и приземлились. Командиры истребительных соединений, такие как Е.Я.Савицкий, выразили полное удовлетворение, отдав должное виртуозности лётчиков и качествам самолёта. К моему, более чем великому, сожалению, я не помню фамилий тех замечательных и выдающихся виртуозов пилотирования.
Одним из крупнейших недостатков было отсутствие «школы» обучения умению летать в облаках. Существовавшая в то время Рязанская школа слепых полётов была каплей в море - фронт её не ощущал. Главный маршал авиации А.Е.Голованов, один из крупных авиационных руководителей-лётчиков, отлично понимал необходимость в создании таких школ. Это давало громадные возможности для разведки и боевых действий ночью, а также для снайперских полётов днём в плохих метеоусловиях. А то получалось, что разведка - глаза армии - в плохую погоду не могла летать!
* * *
Заканчивая тему войны, не могу не повторить: терпеть не могу заставлять людей что-то делать, предпочитая убеждение. Вспоминаю, что как-то после доклада командующему фронтом Маршалу Советского Союза И.С.Коневу (не помню, по какому случаю), он мне сказал: «Громов! Да ты ведь не военный!». Я чуть было не «выпалил» ему, что я горжусь этим (имея в виду армейский стиль отношений), но удержался (к счастью) и сказал: «Если бы не «коричневая чума», так я и не воевал бы».
Ясно, что для удержания политических убеждений (по-разному обоснованных) необходима профессиональная военная организация. Пока существует эта политическая разногласица, до тех пор будет необходима и военная профессия. Она патологична для человечества, как и сама война. С моей точки зрения, это - человеческое несчастье. Лучшие творческие умы тратят энергию в любом государстве в первую очередь на изобретение наилучшего способа массового уничтожения своего противника и разрушения лучшего, что создал человек. И народ отдаёт массу своего труда и своих достижений на поддержание политических идей своего государства. Общечеловеческое несчастье! Война с её муками, страданиями, потерей людей - патологическое явление для человечества, недостойное высокого звания Человека. А пока военная профессия необходима. И наша страна, не забывшая ещё ужасов прежней войны, страна мирных людей вынуждена думать о защите своих границ и своих завоеваний, и поэтому укреплять свою обороноспособность.
Чтобы понять точнее и правильнее состояние моего душевного настроя в то время, приведу одно из выступлений на моём 70-летии, которое лучше всего характеризует меня как человека, не любящего управлять людьми.
Это было выступление Александра Семёновича Пронина, моего любимого «Пронички». Привожу его выступление сокращённо. Он начал так:
– Когда мы услышали, что к нам будет назначен командующим Громов, то мы были обрадованы, так как знали его как очень доброго человека (а добрые люди, к слову сказать, не всегда бывают хорошими администраторами. - Примечание М.М.Громова). Мы не ошиблись. За всё время его командования не было ни одного наказания никому. Только в двух случаях были сделаны внушения в виде резолюций на шифровках.
В первом случае командир одного авиакорпуса жаловался в шифровке на заместителя командующего по техническому обеспечению. Дело в том, что у них не расчищались вовремя взлётные дорожки из-за того, что им присылали плохую технику. Резолюция командующего своему заместителю на шифровке: «Уста мои молчат в тоске немой и жгучей: я не могу, мне тяжко говорить». Эффект был поразительный: больше жалоб не поступало.
А дальше дело было так: мой заместитель по техобеспечению позвонил начальнику штаба и спросил:
– Что же это командующий, не мог меня выругать, как полагается? Зачем же стихи писать?!
Пронин на это ответил:
– Вот он их и пишет, потому что разговаривать об этом не может. А значит и не желает.
Другой случай, который вспомнил А.С.Пронин:
– Штурманская служба, возглавляемая главным штурманом воздушной армии, была подчинена командующему. Но правильнее было, конечно, подчинить её начальнику штаба воздушной армии. Этого мнения придерживался и Михаил Михайлович, об этом не раз был разговор и выше. Наконец пришла шифровка от командующего ВВС о переподчинении штурмана воздушной армии: теперь он уже подчинялся не командующему, а начальнику штаба воздушной армии. Резолюция командующего воздушной армии гласила: «Была без радости любовь, разлука будет без печали».
