Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля
— Что пришел сюда, как шакал, рыщущий в поисках добычи.
— Даже когда между нами случались войны, мы, казаки, принимали послов великого хана с таким же почтением, с каким обычно принимаем послов Высокой Порты. Так достойно ли имени и славы великого хана относиться ко мне и моим офицерам, как к пленникам?
— Ты пришел сюда не как посол, а как лазутчик.
Хмельницкий воспринял это предположение слишком спокойно, чтобы не удивить этим советника хана.
— Приходилось ли вам, мудрейший Улем-бей, видеть когда-либо лазутчика, который бы прибывал в стан врага вместе со своим сыном, еще не достигшим возраста воина? Назовите мне безумца, который бы решился на такое, убив в себе отцовские чувства. — Хмельницкий говорил, тщательно подбирая слова. Он понимал, что от тех нескольких минут, которые он проведет наедине с Улемом, будет зависеть не только то, примет его хан или не примет, но и как правитель будет вести себя во время приема.
Полковник не сомневался, что аргументы, которые он преподнесет Улему, в той или иной форме будут преподнесены затем повелителю.
— Вы, гяуры, способны на все, — проворчал Улем, понимая, однако, что Хмельницкий прав. Но тут же поспешил уточнить: — А что, разве твой сын прибыл вместе с тобой?
— Да, мой старший сын Тимош находится здесь.
— Почему же мне не доложили об этом? — грозно уставился он на чиновника, стоявшего за спиной Хмельницкого.
— Я не знал об этом, да увеличит Аллах мудрость твою, — упал тот на колени. — Никто не знал. Не предупредили.
«Вот оно что! Гонец от Тугай-бея или Сулейман-бея забыл сообщить, что я прибыл с сыном. Может, это и к лучшему. Узнай они об этом сразу же… Возможно, Тимош уже был бы предан пыткам».
— Уползай вон, — презрительно взмахнул лезвием палаша Улем. — И прикажи, чтобы сына полковника Хмельницкого пока не трогали. Пока, — подчеркнул он, озаряя свое лицо ухмылкой каннибала.
Появление сына действительно показалось советнику очень кстати. Теперь он знал, как заставить Хмельницкого быть предельно вежливым и откровенным. А если понадобится, то и сговорчивым.
— И еще, мудрейший Улем-бей, — продолжил свою мысль Хмельницкий. — Неужели вы думаете, что, пожелай я провести разведку, мне некого было послать сюда? На Сечи всегда хватало казаков, владеющих татарским, приученных ползать, как ящерицы, и прекрасно знающих эти края, поскольку приходилось бывать здесь в ипостаси и воинов, и пленников.
— Тогда чего ты добиваешься? На что рассчитываешь? — угрюмо процедил Улем.
— Рассчитываю на встречу с великим ханом Крымского улуса Ислам-Гиреем.
— И чего собираешься просить у него? — почесал свой подбородок кончиком палаша.
— Не просить, а предлагать. Дружбу и военный союз.
Ржал Улем после этих слов полковника долго и, что самое обидное, совершенно искренне.
— Разве ты уже стал королем Польши?
— Пока что нет.
— Но уже принял булаву гетмана Украины, которую тебе вручило запорожское казачество и которая освящена королевским универсалом?
— Гетманом буду, причем довольно скоро, как только соберу достаточно войска и как только…
Улем воинственно оскалил крепко сжатые зубы, заставив этим полковника запнуться на полуслове.
— Тогда, может быть, ты уже избран кошевым атаманом Запорожской Сечи? — садистски добивал он Хмельницкого, давая понять, что прекрасно осведомлен о сомнительном статусе своего гостя и на Сечи, и в повстанческом казачестве. — Или хотя бы куренным атаманом?
— С казачьими чинами вы ознакомлены… Однако замечу: тому, кто уверен, что станет гетманом, стремиться в кошевые, а тем более — в куренные, не обязательно. Пока я наслаждаюсь видами Крыма, на Днепре собирается огромное украинское войско.
— Где именно собирается это войско? — вновь насторожился Улем.
— По обоим берегам Днепра, возле Сечи.
— И сколько же сабель оно будет насчитывать?
— Этого пока не знает никто, поскольку отряды формируются в каждом воеводстве, в каждом местечке. Уже сейчас собрано более ста тысяч сабель. Целые полки создаются возле Черкасс, под Уманью и под Баром, если только названия этих городов о чем-нибудь говорят вам.
Улем несколько раз повел палашом по раскрытой ладони, как по точильному камню, и надолго замер, уставившись на полковника, словно удав.
— Хорошо, гяур, я доложу великому хану о твоем появлении в столице Великого Татарстана. Возможно, он и соизволит выслушать тебя.
— Не сомневаюсь, что соизволит. Кто бы еще принес ему такую весть, какую принес я?
— Но запомни: пока ты будешь говорить с ханом, твой сын будет стоять на коленях под мечом палача.
26
— Это произошло, граф: королевич Ян-Казимир уже прибыл в Польшу!
— Причем довольно давно, — спокойно заметил де Брежи, удивленно глядя на королеву.
Они сидели в небольшой личной приемной королевы, разделенные высоким столиком и хрустальной амфорой, наполненной минеральной водой, которую королеве регулярно доставляли с одного из курортов Богемии. Мария-Людовика обожала эту воду, и теперь они оба наслаждались ею, словно лучшим из французских вин.
— Но он все же прибыл, Брежи. Я должна видеть его.
— Хотелось бы, конечно, чтобы первым возжелал этой встречи претендент на корону, — мягко возразил посол Франции. — Не будем забывать, что он все еще только претендент на корону, а вы уже королева.
— Даже получив корону, он будет оставаться всего лишь королем, в то время, как я буду… королевой, — горделиво вскинула подбородок француженка.
— Но так будет после коронации. А пока что нужно вести себя так, чтобы он возжелал венчаться со вдовой своего брата и, таким образом, превратил ее из безутешной вдовы в жизнерадостную королеву. Поэтому есть время для смирения, и есть время для амбиций…
— И все же я не собираюсь ждать, когда претендент на корону предстанет на белом коне пред моим окном. Сама посажу его на этого коня, подготовив таким образом к тому, чтобы, получив корону, он, уже в качестве претендента на мою руку, стоял под моим окном на коленях. Где находится сейчас принц-кардинал Ян-Казимир?
— Насколько мне известно, отдыхает после утомительного путешествия в замке неподалеку от Вроцлава. В Варшаве он пробыл всего два дня, причем почти инкогнито, гостем примаса польской церкви.
— Не пожелав даже повидаться с братом, — осуждающе обронила Мария-Людовика. — Чудовищная ошибка.
— Не зря же после этого он старается не показываться ни в Варшаве, ни в Кракове.
— Вызывая тем самым слухи и пересуды, — неодобрительно подтвердила королева. — Ведь каждому понятно: Ян-Казимир затаился и ждет… И каждому понятно, чего именно он ждет.
