Лев Вершинин - Несущие смерть. Стрелы судьбы

Причем – советы, к которым прислушиваются.

Тяжело вздохнув, Деметрий отвернулся от моря.

– Все. Уезжаем. Мегарцы ждут, вы что, забыли?!

Свитские оживились. Радостно встрепенулись и застоявшиеся кони, предчувствуя радость скорого бега. Никто уже не удостаивал внимания мерно бегущие к пристани волны, и только царевич Антигон-Гонат, сын Деметрия, перед тем, как вскочить в седло – легко, но без ненужной молодцеватости, небрежно оперевшись на чью-то услужливую ладонь и учтивым кивком поблагодарив за помощь, еще раз пристально поглядел вслед быстро уменьшающемуся кораблю под полосатым египетским парусом, уже почти незаметному в слиянии вод и небес…

– Что с тобой, сынок?

Деметрий неловко потрепал сына по тщательно расчесанным кудрям, перевязанным лентой, как заведено в Македонии, и густо умащенным оливковым маслом, как принято было в давние времена у эллинов. Ни завивки, ни душистой воды наследник Полиоркета не признавал.

Как и покойный дед.

И так же, как дед, сумел настоять на своем, оставив без работы половину лучших цирюльников Ойкумены, давно и сытно жирующих при дворе Деметрия.

– Сынка, родной, о чем ты грустишь?

– О Пирре, папочка! Он похож на маму. И мне нравилось играть с ним в войну…

Полиоркет прикусил губу.

С некоторых пор он перестал понимать собственного сына. Сперва подумалось: дело в том, что мальчик рос вдалеке, и он не привык еще к нему, как следует.

Но то, как перенес одиннадцатилетний ребенок уход любимого деда и любимой бабушки и матери, потрясло Полиоркета, да и не только его.

Ни единой слезинки не появилось на выразительных и одновременно непроницаемых глазах царевича. И когда Деметрий решился заговорить с ним на эту тему, ответ был краток и ошеломителен. «Зачем печалиться, папа? Бабушка и мама все равно здесь, с нами. А дедушка…»

Гонатик неожиданно плотно зажмурил левый глаз, и в правой глазнице его полыхнуло бешеное желтое пламя, высеченное из серо-синего райка.

Никогда не забудет Деметрий ужаса и восторга, испытанного в тот миг, когда ему почудилось, что их в комнате не двое, а трое, и с тех пор старший царь, еще не привыкший к своему старшинству, избегал не прислушиваться к советам юного Антигона…

– Не грусти, сынок!.. Он вернется. Поверь мне, Пирр обязательно вернется. А ты к тому времени станешь старше. Вы с ним еще поиграете. Даже втроем поиграем, если захотите принять меня в игру…

Одиннадцатилетний сын поглядел на Деметрия мудрым взглядом старца, перешедшего рубеж восьмидесятой весны.

– Я знаю, папа, – отозвался Гонатик, и голос его был совсем детским, не соответствующим взгляду. – Он обязательно вернется, чтобы поиграть с нами…

Лицо его понемногу вновь становилось одиннадцатилетним.

– Мы поиграем. А если тебе будет трудно, я обязательно помогу. Вместе мы справимся даже с Пирром!

– Верно, сынка, – улыбнулся Деметрий, подавая вскинутой плетью знак трогаться. – Так и надо. Ведь мы же с тобою семья, не так ли?

Конь ходко тронулся с места, и ответа старший царь уже не расслышал.

А зря.

– Мы – династия, папа, – чуть помолчав, словно прислушиваясь к чьей-то невидимой подсказке, поправил Антигон.

Там же. Тогда же.

Несколько минут спустя

Умчались всадники, и опустел причал, и тут же вновь наполнился многоязыко гомонящим людом, только и ждавшим, когда же наконец будет снято кольцо оцепления, преграждавшее путь к главной пристани.

А парус уже не был заметен в синеве; различить темную точку там, вдалеке, было бы под силу разве что очень опытному мореходу, чьи глаза привыкли различать малейшие оттенки сияния Великой Зелени.

Корабль, ведомый опытной рукой кормчего, держал путь на юг, в Египет.

И трое, стоящие на палубе, – коренастый медно-рыжий юноша, и другой юноша, смуглый и темноволосый, и взрослый муж с нелепой гривой черных волос, начесанной так, чтобы полностью закрывать уши, молча смотрели с колышащейся кормы на удаляющийся малоазиатский берег.

Вот он уже почти неразличим.

А вот его уже и нет вовсе.

И лишь ветер, взмыв с наскучивших портовых причалов, летит вслед кораблю, и догоняет, и свистит в снастях, и охлаждает потные спины гребцов, распевая никому еще не понятную песню, у которой есть мотив, но пока еще нет слов, песню о наступающем времени новых царей…

Словарь

Агора – центральная площадь города.

Азаты – дословно: «свободные»; служилое сословие Персии, несколько напоминающее позднейшее дворянство. Именно из них набиралась тяжелая конница «бессмертных».

Акмэ – возраст расцвета жизни (от 30 до 50 лет).

Андрион – мужская половина дома.

Анкас – крючковатый жезл для управления боевым слоном.

Архиграмматик – дословно: старший писец; в чиновничьей иерархии – звание, соответствующее начальнику личной канцелярии правителя.

Архонт – старейшина или высокопоставленный сановник.

Базилевс – царь.

Булевтерий – здание-резиденция органов городской власти.

Гармост – комендант гарнизона, имевший военную и гражданскую власть.

Гекатомба – большое, особо торжественное жертвоприношение.

Гептера – линейный боевой корабль с семью рядами весел.

Гетайр – воин этерии, конной гвардии царя; из числа гетайров выдвигались сановники того или иного ранга.

Гиматий – плащ.

Гинекей – женская половина дома.

Гиппарх – командир конного отряда; архигиппарх – заместитель главнокомандующего, начальник всей конницы.

Гоплит – тяжеловооруженный пехотинец.

Гопломах – преподаватель боевых искусств.

Гипербореи – полумифические обитатели Севера.

Дасткарт – поместье в древней Персии.

Долопы, паравеи – окраинные племена Эпира.

Достан – персидская песня-баллада.

Диадохи – дословно: «наследники»; принятое в истории собирательное название полководцев, поделивших державу Александра Македонского.

Иеродулы – храмовые рабы, низшая жреческая степень.

Инсигнии – знаки царской власти (диадема, скипетр и т. д.)

Ипаспист – отборные воины в тяжелом вооружении, сражавшиеся не сариссой (см. сарисса), а коротким копьем и мечом. Не входили в фалангу, выполняя в ходе боя тактические задачи.