Елизавета Дворецкая - Ветер с Варяжского моря
– Ах, Матушка Макошь! – бормотала Загляда. – Боги великие, сделайте так, чтобы он был там!
– Поздно просить! – говорил Ило, но Загляда его не слушала.
Одним духом пробежав через Околоградье, мимо детинца и по берегу Волхова, возле Победища Загляда замедлила шаги. Ей стало страшно. Вот сейчас она войдет в ворота, найдет первое же знакомое лицо и спросит: «А где Тормод-корабельщик?» А ей ответят: «Эва чего вспомнила? Да его ж Ерик с собой забрал».
– Ну? Иди. – Ило слегка подтолкнул ее в спину. Он понимал, как мучительно ей это ожидание, и хотел, чтобы все кончилось поскорее.
Загляда вошла в ворота.
Вышеслав стоял на крыльце, оглядывая небо. Сегодня он ждал приезда боярина Столпосвета. Ему было трудно решить, что делать с Оддлейвом ярлом, которого новгородские бояре дружно обвиняли в предательстве. Столпосвет, конечно, тесть Оддлейва и поэтому не может быть судьей, но пусть хоть подскажет, что делать.
Двор ярла был полон народу. По сравнению с обезлюдевшей Ладогой Княщина напоминала муравейник: на узких улочках, на всех дворах, на дворе ярла стояли шалаши и повозки, везде мельтешили люди, лишенные другого крова, дымили костерки. Завидев князя, многие сразу потянулись к нему с просьбами и жалобами. Вышеслав хотел вернуться в хоромы и вдруг замер. В воротах мелькнуло что-то знакомое. Стройная девушка с русой косой вбежала во двор, и Вышеслав охнул – он узнал ее. Та самая, которую он видел на новгородском дворе в тот памятный вечер и которую потом долго вспоминал. Она казалась ему сном, видением, чудом, посланным богом в награду за все эти испытания. Вышеслав шагнул с крыльца.
А девушка окинула взглядом двор и вдруг вскрикнула. Лицо ее вспыхнуло, из глаз брызнули слезы.
– Мина доттир! – крикнул мужской голос где-то во дворе. – Бьерк-Силвер!
Со ступеньки крыльца под самыми ногами Вышеслава поднялся какой-то старик и с распростертыми объятиями устремился навстречу девушке. Она бегом бросилась к нему, с криком обняла его, плакала, прижимаясь к. нему, неразборчиво восклицала что-то, кажется, даже на северном языке. Старик гладил ее по голове, приговаривал что-то, рукавом вытирал ей слезы и снова прижимал ее голову к своему плечу. Вышеслав смотрел, не зная, что все это означает. Ему хотелось скорее поговорить с ней, узнать наконец, кто хоть она такая; было неловко стоять и ждать, но он чувствовал, что сейчас эта девушка не заметит ни князя, ни цареградского василевса, ни даже птицы Сирин.
– О, премудрая Фригг, сколько шума! – воскликнула Арнора. – Послушай, Тормод, когда ты был молодой, девушки и то не кидались к тебе на шею среди ярлова двора! Обернись же, на тебя смотрит конунг!
– Какой конунг? – Тормод в недоумении обернулся. – А, да, Береза Серебра. Ведь сюда приехал хольмгардский конунг, ты знаешь?
Загляда обернулась к крыльцу. Взор ее застилали слезы радости, и она не могла толком разглядеть, что это за высокий статный парень стоит на крыльце. Но яркое пятно багряного плаща бросилось ей в глаза, как пламя. Она затихла, поняв, что это и правда князь.
Вышеслав подождал немного, но она не двигалась, а по-прежнему стояла, прижимаясь к толстому старику, одной рукой вытирая глаза. Медленно сойдя с крыльца, он шагнул к ней.
– Здравствуй, краса-душа! – весело сказал Вышеслав, думая, что она слишком оробела. – Вот мы с тобой и заново свиделись. Что же ты так убежала от меня тогда? Чего напугалась? Теперь-то хоть не беги, я тебе зла не сделаю.
– Здоров будь, княже, – негромко сказала Загляда.
Она почти забыла его лицо, забыла и саму их мимолетную встречу. Слишком много всего случилось с ней с тех пор. Теперь это открытое красивое лицо, светлые волосы с кудряшками на концах казались ей смутным воспоминанием, вроде далекого детского сна.
– Да ты помнишь ли меня? – Вышеслав заметил в ее глазах больше настороженности, чем радости, и это задело его. – Не так уж давно мы и виделись. Месяц едва.
– Долгим мне сей месяц показался, княже, – ответила Загляда. – Я тебя помню, как не помнить.
– Как тебя звать? Теперь-то хоть скажешь?
– Заглядой. Купца Милуты я дочь.
– Где же отец твой?
– На двор пошел посмотреть. Там теперь посадник живет.
– Так это ваш двор? Был я там вчера. Ключница там какая-то старая от всего осталась. Говорила, из хозяев никого нет.
– А нас и не было. Мы только сегодня поутру вернулись.
– Где же вы были?
– Княже светлый! Ты бы хоть в палаты вошел, – раздался от крыльца голос Приспея. – С кем ты там на дворе-то толкуешь?
Опомнившись, Вышеслав позвал Загляду за собой в гридницу. Она потянула с собой и Тормода – теперь ей хотелось не расставаться с ним ни на миг.
– Что же с тобой приключилось? – спросил Вышеслав, усевшись и усадив гостей. – А это что за человек? Варяг вроде сам?
Осматривая Тормода, он невольно нахмурился. Любой варяг теперь казался ему врагом. Загляда заметила это.
– Варяг! – вспыхнув, воскликнула она. – И варяг! Да было бы таких варягов побольше, может, ничего бы и не было! Он меня от погибели спас, от рабства! Ты, княже, далеко был, а он здесь!
Вышеслава поразила эта вспышка гнева, а Загляда опомнилась и смутилась.
– Ты, княже, чем всех варягов обвинять, сперва выслушай, – тихо сказала она. – И отец твой, люди говорят, не выслушав, не судил.
– Ну, рассказывайте! – разрешил Вышеслав.
Загляда начала рассказывать. Слушая, Вышеслав смотрел ей в лицо и дивился тому, как оно изменилось. Чуть больше месяца назад он видел молоденькую, румяную девушку с ясными глазами и милыми ямочками на щеках, с улыбкой, полной смущенной прелести. Теперь она была не такой. Лицо ее осунулось, румянец почти исчез, глаза казались больше, а взгляд их стал глубже. Она повзрослела много больше, чем на месяц. В ней появилась какая-то живая сила, решимость, готовность постоять за себя и других. И в ее лице Вышеслав яснее, чем в зрелище сожженной Ладоги и в слезах погорельцев и сирот, увидел, что же случилось с городом. Ему было неуютно, немного даже страшно смотреть на девушку сейчас. Она по-прежнему казалась ему красивой, но теперь она стала совсем другой, и к этому нужно было привыкнуть.
– Так что варяги, княже, они тоже разные бывают, – закончила Загляда. – Вот ты, говорят, Оддлейва ярла чуть не в поруб посадил.
– И посадил бы, не будь он Столпосветов зять, – Вышеслав опять нахмурился. – Он моему отцу клялся служить, жаль, я у него новой клятвы взять не успел. А после того он в гостях разбойника того принимал, за столом с ним сидел, пил с ним! Скажешь, не изменник он?
