Юрий Никитин - Золотая шпага
– Верно, – согласился Александр, – пристройки портят вид. Что еще?
– Потребуются просторные конюшни, манеж… Когда представить смету?
– Как можно скорее!
По смете получилось четыреста сорок тысяч рублей. Деньги были громадные, и Засядько отправился к царю с некоторой тревогой: захочет ли утвердить подобные расходы.
Однако Александр I, против обыкновения, не переслал бумаги в финансовый отдел для пересмотра. Он верил генералу. Ни одному завистнику не удалось подкопаться под исключительную репутацию директора училища.
– Надеюсь, – сказал он, подписывая бумаги, – вы предусмотрели все, дотаций не потребуется.
– Не сомневайтесь, – заверил Засядько. – Все учел. Пересмотрел цены инженерного департамента за последние четыре года.
– И когда вы только успеваете?
– Что делать, нужно!
Совмещать должности директора училища, преподавателя артиллерии да еще следить за строительством нового здания оказалось нелегко, но все же возможно. Вскоре Александр I предложил Засядько взять на себя еще руководство Петербургской лабораторией пиротехники. Хоть времени было в обрез, но Засядько немедленно согласился. Вспомнил сарай, переоборудованный под лабораторию, в котором он ютился с Василем, а это была центральная, самая большая и самая богатая пиротехническая лаборатория в России, и ему предлагали быть в ней хозяином!
Засядько блестяще справился и с этой должностью. Тогда Александр I вынудил принять еще одну: Засядько стал директором первого в России Охтинского порохового завода, построенного еще Петром Великим.
А князь Михаил после одного из посещений училища велел принять еще командование артиллерийской бригадой и карабинерским полком.
– Понимаете, Александр Дмитриевич, – объяснил он, – везде полно бездельников, которые и свои прямые обязанности не желают выполнять. Кутежи, романы со светскими дамами, салонные интриги, дуэли из-за пустяков…
Засядько возразил:
– Сосредоточив в своих руках шесть наиболее ответственных должностей, смогу ли я в каждой быть полезен? Ведь здесь нужно по крайней мере шесть достойных руководителей и к каждому из них по нескольку знающих дело заместителей!
– Помилуйте, где я возьму шесть достойных руководителей? Да вы и сами справляетесь превосходно. Под вашим руководством все обрело новую жизнь. И не лишне то обстоятельство, что и жалованье вы получаете в шести местах. Ведь и от него ничего не остается, не так ли?
Засядько недовольно пожал плечами. Великий князь лез не в свое дело, но обрывать его было неловко.
– Не жалуюсь, – ответил он коротко.
– А зря. Совершенно зря тратите собственные деньги на опыты с ракетами. В вашем распоряжении вся Петербургская пиротехническая лаборатория! Не будьте слишком щепетильны. Это смешно, что такие советы подаю вам я, Александр Дмитриевич, но слишком уж вы большой пуританин в вопросах чести. Никто вас не заподозрит в казнокрадстве, если даже весь штат лаборатории заставите делать ракеты. Ведь вы их конструируете не для себя, а для пользы Отечества? – Михаил прошелся взад и вперед, потом вдруг сказал со смехом: – Не знаю, как вас и уговорить принять еще одну должность… Александр просил вас взять на себя руководство Арсеналом.
Засядько ничего не ответил, только наклонил голову.
ГЛАВА 35
Он по-прежнему вставал в четыре часа утра, а ложился в двенадцать ночи. Однако, чтобы успевать справляться со своими обязанностями, пришлось изменить режим. Сначала сократил утренние процедуры и гимнастику. В освободившееся время успевал просматривать иностранные журналы по математике, физике и химии. Затем пришлось отказаться от вечерней гимнастики, в это время он составлял краткий план работы на следующий день.
Засядько понимал, что делает непоправимую ошибку. Час-полтора физических упражнений заряжали его организм энергией и высокой работоспособностью вплоть до последней минуты перед сном. Полтора часа добавочного времени положения не спасут. Постепенно работоспособность организма будет падать, и он потеряет часы там, где сэкономил минуты.
«Это на время, – утешал он себя. – Пока запас сил велик. Продержусь на накопленной энергии, а там снова возьмусь за гимнастику, установлю контроль над телом».
В тот момент он твердо был убежден, что так и будет. Разделается с делами, снова начнет заниматься упражнениями, тело помолодеет и нальется силой… Он не предполагал, что обязанности его будут не уменьшаться, а расти, и времени будет оставаться все меньше и меньше.
Оля приучила прислугу поднимать ее еще раньше, чем поднимется муж. Сама готовила ему турецкий кофе. Засядько сперва возражал, у нее и своих хлопот хватает, дети растут, но Оля мягко настояла на своем. И когда он работал в кабинете, часто устраивалась либо на диване, забравшись на него с ногами и укрывшись пледом, либо в теплые дни – на подоконнике. Оттуда можно было видеть и ее героя за работой, и Невский проспект с его гуляющими парами.
Однажды она долго наблюдала, как длинные колонны солдат тянутся к выходу из города.
– Не понимаю, – сказала она наконец в великом недоумении. – Солдаты в голубых мундирах идут многодневным маршем из Польши в Петербург. Солдаты в красных мундирах идут из Петербурга в далекую Варшаву. Сколько сапог истреплют, сколько по дороге бесчинств сотворят!.. Не лучше ли бы просто красные мундиры отвезти из Петербурга в Варшаву, а голубые – в Петербург?
Он засмеялся, поцеловал ее:
– Ты прелесть! Просто рождена быть стратегом.
Она просияла:
– Правда же, так лучше?
– Конечно, – подтвердил он серьезно. – Только, пока их мундиры будут везти, как бедным солдатикам ходить по улицам Петербурга голыми?.. Ведь уже холодает.
Субботними вечерами к нему приходили друзья. В большинстве это были офицеры, с которыми он подружился в Русско-турецкую войну и кампанию 1812 года. Теперь, когда он перебрался в столицу, бывшие боевые соратники отыскали старого товарища.
Одним из ближайших друзей стал Алябьев. Храбрый офицер, он, однако, уже тяготился службой в армии. Война окончилась, врагов изгнали из пределов Отечества, теперь можно было полностью отдаться любимому творчеству – музыке. Однако казарменное существование глушило вдохновение.
– Сыграй что-нибудь, – попросил Засядько.
Алябьев, улыбаясь, подошел к роялю. Собравшиеся друзья многозначительно переглядывались. Алябьев уже предупредил их, что сумеет вышибить слезу из железного генерала. Это было весьма рискованное заявление, ибо Засядько сдержанно относился к фортепьянной музыке.
Алябьев положил руки на клавиши. Прозвучали первые аккорды… И все увидели, как встрепенулся Засядько. Даже сделал шаг вперед, но опомнился и замер. Только лицо вдруг побледнело.
