Месть Орла - Энтони Ричес
10
Рим, август 184 г. н. э.
- Ну, если это не Гай Рутилий Скавр, то я наверное сошел с ума! Как я снова рад встрече с тобой, трибун, пусть даже и не в тех условиях, как сейчас!
Скавр шагнул вперед, чтобы встретить властного вида человека, стоящего на дороге перед остановившейся тунгрийской колонной, его доспехи были окрашены в оранжевый цвет под лучами вечернего солнца и слоем пыли, покрывавшим скульптурные выпуклости бронзовых доспехов. Сенатор Альбинус стоял во главе группы из двадцати мускулистых легионеров, которые, по мнению Марка, скорее выглядели солдатами-ветеранами, на несколько лет вышедшими из расцвета сил, чьи шрамы и почти сонно-спокойная манера поведения говорили о них, как о как закаленных в боях. Место их встречи явно было тщательно выбрано: оно было скрыто от разбросанных по округе поселений, деревьями, которые изгибались над дорогой, образуя зеленый туннель, и Марк улыбнулся, увидев, что Юлий оглядывается вокруг с выражением профессиональной осмотрительности. выискивая глазами в зелени обочины какие-либо признаки движения, после чего он обратился к солдатам своей Первой центурии.
- Мы вроде бы нормально добрались сюда и не встретили никаких признаков того, что кто-то попытается нас остановить? Если это где-то и произойдет, то скорее всего здесь, до того, как мы доберемся до города, так что будьте осторожны, ребята…
Трибун взял протянутую руку Альбинуса и оказался в мощных медвежьих объятиях, а сенатор приветствовал его с тем же слегка тревожным энтузиазмом, с которым они расстались в Дакии в прошлом году. В последний раз, когда Скавр видел своего начальника, тот был экипирован как и положено своей должности легата имперского легиона, его волосы и бородка были коротко подстрижены на его могучей голове и бычьей шее, но тот год, который он провел в Риме после триумфального возвращения из Дакия явно заставил его следовать последней имперской моде. Его всегда короткая и безукоризненно подстриженная бородка спустилась на добрых четыре дюйма от подбородка, а волосы превратились в клубок аккуратно уложенных локонов. Когда Альбинус освободил хватку, ошеломленный трибун отступил назад с кривой улыбкой и уважительно кивнул, поморщившись от пыли, перенесшейся с его испачканной во время похода униформы на девственную белизну чистой тоги сенатора.
— Извините меня, Децим Клодий Альбинус, что моя дорожная грязь, кажется, испачкала вас…
Поднятый вверх указательный палец заставил его замолчать, и Альбинус широко раскинул руки и повысил голос, чтобы донести до своих людей.
- Я говорил тебе в еще в Дакии, трибун, и еще раз скажу у ворот Рима, что мы с тобой не будем соблюдать формальностей после того ужаса, который мы вместе пережили... - Юлий с Марком переглянулись на своих местах за спиной своего трибуна, примипил сардонически поднял бровь. - …и поэтому для тебя я всегда буду просто Децимом, твоим другом. - Он безуспешно попытался отряхнуть запачкавшуюся тунику, со смехом подняв грязную руку. - И кроме того, зачем обращать внимание на пыль, когда вы три месяца шли с края света, чтобы дать нам возможность спасти Империю от цепких рук узурпатора? - Подойдя ближе к Скавру, он понизил голос. - Я организовал размещение твоих людей в городских транзитных казармах и предлагаю чтобы мои люди доставили золото отсюда в Рим. Что ты на это скажешь, а?
Трибун спокойно посмотрел на него, понизив голос, чтобы соответствовать заговорщицкому тону сенатора.
- Ну, Децим, я думаю, что на ваш вопрос, я бы сказал, что прошел полторы тысячи миль не для того, чтобы отказаться от своей почетной мисси у ворот города. Я предлагаю, чтобы ваши люди вошли в город вместе с моими, помогая нам нести сундуки, чтобы продемонстрировать, какую роль вы приняли в доведении этого дела до сведения императора?
Сенатор Альбинус на мгновение уставился на него, с лицом лишенным всякого выражения, и Марк увидел в его глазах расчет хищника. После паузы, достаточно долгой, чтобы показать, что он явно обдумывает решение, которое ему предстоит принять, лицо здоровяка сморщилось в медленной улыбке.
- Как скажешь, Гай, так и сделаем! Мы собираемся совершить поступок, о котором историки будут говорить еще тысячу лет, поэтому я не вижу причин не разделять славу этого вечера.
Скавр ответил таким же сосредоточенным взглядом, прежде чем заговорить.
- А риск, сенатор? Вероятно, префект преторианцев не обрадовался бы, если бы обнаружил, насколько близко подошло доказательство его двуличности. Я даже могу себе представить, как мы в конечном итоге будем повешены за мошонки, если его люди схватят нас прежде, чем мы получим возможность предоставить эти доказательства. От этого, мой примипил уже несколько недель нервничает и ведет себя так, как одинокий симпатичный мальчик в бане.
Сенатор склонил голову.
- Как ты и говоришь. Что бы ни случилось сегодня вечером, мы возьмем на себя равную долю опасности и славы.
Скавр кивнул, а затем снова повернулся к стоявшим позади него центурионам.
- Останови своих людей, примипил. Мы с сенатором собираемся хорошенько рассмотреть золото императора.
Он повел Альбинуса вдоль линии усталых на вид солдат, отдавая честь в ответ на приветствие каждой центурии, когда их центурионы выкрикивали команды, а сенатор проницательным взглядом осматривал и их изношенное снаряжение, и обувь.
- Их экипировка может выглядеть немного потрепанной, но, клянусь богами, Гай, твои войска выглядят превосходно для людей, прошедших маршем через всю северную Империю.
Скавр кивнул в ответ на комплимент.
- Это, действительно, так. И еще весь путь от Британии до Дакии и обратно до этого. Несколько недель наслаждения величайшим городом мира принесут им больше пользы, чем год тихой службы в гарнизоне.
Альбинус фыркнул.
- Это обойдется им недешево. А на какие деньги твои мальчики будут насыщаться вином и шлюхами?
Скавр пренебрежительно махнул рукой.
- Деньги? Это не будет проблемой.
Ответ трибуна был легким по тону, хотя Марк так же хорошо, как и Скавр, понял, для чего был задан, казалось бы, небрежный вопрос сенатора. Вопрос без ответа на мгновение повис в воздухе между двумя мужчинами, прежде чем терпение Альбинуса по отношению к очевидному нежеланию его протеже разъяснить его заявление достигло предела. Хотя его тон оставался шутливым и он улыбался, задав новый вопрос,
