Робер Гайар - Большая интрига
Мари поняла, что это был для нее урок, и закусила губу. Жюли оказалась не так проста. Нет, так легко она не признается.
Генеральша надела рубашку, и Жюли больше нечего было здесь делать. Тем не менее она задержала ее, сказав:
— Раз мы заговорили о шевалье де Мобрее и о ревнивых мужчинах и женщинах, считаешь ли ты, что этот недостаток есть и у него? Как тебе кажется?
— О, я так мало его знаю…
Мари тихо подошла к своей камеристке и доверительно, тихим голосом, как какой-нибудь сообщнице, сказала:
— А ты не знаешь, что мне рассказали? Похоже, что он разбил все сердца в Сен-Пьере!
— Он там вообще не бывает!
— Это не важно! Просто так говорят! Удивительно, что ты, которая все знает, не догадываешься об этом!
— Мадам, я вообще ничего не знаю. Шевалье делает то, что ему нравится. А я не такая, как Демарец, я не играю в шпионов!
— О! — воскликнула Мари. — А я-то считала тебя более искренней, деточка! По-моему, я приучила тебя говорить правду и сама служила этому примером. Никто лучше тебя не знает мою прошлую жизнь; я бы даже сказала, что ты — единственный человек из всего моего окружения, который все про меня знает. А мне ты не доверяешь… Раз ты не хочешь говорить, значит, ты тоже кое в чем виновата…
Жюли смотрела на свою хозяйку и не произносила ни одного слова. Ей надоел этот разговор. Она давно догадалась, что Мари ревнует и страдает. Если бы это было не так, а Мари просто хотела бы узнать ее настоящее мнение о шевалье, Жюли, не задумываясь, ей бы все рассказала, однако она поняла, что при малейшем неосторожном слове, сказанном ею, при малейшем намеке генеральша открыто проявит всю свою боль!
Мари отошла на несколько шагов, а затем вернулась и с невинным видом спросила:
— Мне еще говорили, что шевалье и Луиза… Ну, ты меня понимаешь? Если так и есть на самом деле, то надо их поженить! Луиза такая наивная, такая чистая, что вполне могла бы соблазниться броской внешностью этого шотландца! В ее возрасте так часто путают восхищение с любовью! Ведь Реджинальд очень хороший художник, а эта маленькая дурочка обожает живопись…
— Мадам, я ничего такого не замечала, — уверила ее Жюли.
Мари с досадой махнула рукой. Однако тут же спохватилась и сказала:
— Послушай, Жюли, я не прошу тебя шпионить. Но если ты заметишь, что шевалье и Луиза состоят в определенных отношениях, то сразу же скажи об этом мне. Этому есть множество причин, первая из которых то, что теперь мне нельзя допустить скандала в моем доме. Я отвечаю за целый остров и должна показать, что могу поддерживать порядок! Малейшее подозрение нанесет большой урон моему авторитету… Вот так, Жюли, а теперь можешь идти.
— Спасибо, мадам… Мадам может мне доверять… Я сообщу ей обо всем, о чем смогу узнать.
Служанка уже подошла к двери, но еще не успела пройти в коридор, как Мари воскликнула:
— Ах, кстати, Жюли! Скажи Демарецу, чтобы зашел ко мне! Мне надо с ним поговорить!
Жюли отправилась искать Демареца и безо всякого труда нашла его за загородкой, в которой содержались рабы. В Горном замке он выполнял всевозможные работы и порой любил укрыться где-нибудь в уединенном месте, куда редко кто заходил. Там он и ждал, пока его найдут. Жюли обнаружила его в тени высокого дерева, пьющего сок из спелого плода манго.
— Демарец! — позвала она. — Мадам хочет тебя видеть! Иди скорее!
Слуга ничего не ответил, но встал, продолжая очищать кожицу манго, съел его, а затем медленно направился к Жюли.
Та ждала его в нескольких шагах, уперев руки в бедра.
— Не спеши! — с насмешкой добавила она. — У мадам достаточно времени. В следующий раз она сама за тобой придет!
— Если генеральша недовольна, — ответил Демарец, — пусть найдет другого слугу! Скоро она не будет так важничать!
— Что ты там такое говоришь?
— Я говорю то, что знаю…
— Парень, — ответила она и дала ему кулаком под ребра, когда он подошел совсем близко. — Попридержи свой язык! Это может тебе дорого обойтись!
Демарец усмехнулся:
— А кто, интересно, и что может со мной сделать? Конечно, твой бездельник шевалье? Тогда я тебе скажу, что он тоже свое получит, и пусть у меня лопнут глаза! Черт побери, уж тогда-то я порадуюсь!
— Слушай, Демарец! — сказала Жюли. — Именно о шевалье мадам и хочет с тобой поговорить. И я надеюсь, что ты не такой болван, каким кажешься! И слушай, что я тебе скажу: генеральша подозревает, что между шевалье и мадемуазель де Франсийон что-то есть… Я знаю, что ты тут бродишь по ночам. Ты должен сказать, что ничего не знаешь и ничего не видел!
— Я скажу то, что захочу!
— Нет, ты скажешь, что ничего не знаешь!
— Я скажу, что видел, как шевалье проводил целые ночи с этой Франсийон, если, конечно, он тогда не был в твоей постели!
— Смотри, Демарец! — сказала Жюли с угрозой в голосе. — Смотри у меня!
— Но ведь это — правда, — настаивал Демарец. — С приездом в этот дом шевалье сюда пришло несчастье!
— Если ты так скажешь, Демарец, то тогда нечего приходить и стучать в мою дверь! Ты понял?
— Я стучу в твою дверь для того, чтобы увидеть, что там мне оставили другие! Хватит с меня!
— Что? Так ты жалуешься? И этого слишком много для такой деревенщины, как ты! Ты хоть видел себя в зеркале? С такой рожей, как у тебя, как раз и идти за шевалье, в котором чувствуется порода, воспитание и благородство! Черт возьми, Демарец, ты должен считать, что тебе страшно повезло!
Демарец бросил на нее недобрый взгляд из-под складок век и сделал вид, что направляется к дому. Резким движением Жюли схватила его за рукав рубашки:
— Я тебя предупредила, — сказала она. — Если ты проболтаешься, считай, что между тобой и мной все кончено!
Он пожал плечами и пошел дальше. Жюли проводила его взглядом и долго смотрела, как он удаляется, втянув голову в плечи, тяжелой походкой, слегка согнувшись, как упрямый и тупой бык.
Она подумала, что все кончено, потому что этот глупый слуга откроет Мари все их секреты, которые ему, без сомнения, известны. Такое непременно заслуживало серьезного наказания. Она свирепо сжала кулаки, но вынуждена была признаться себе, что ничего не сможет сделать.
Немного успокоившись, она пошла Следом за Демарецем и стала обдумывать, как отплатит ему за его злобу и безнадежную глупость.
Когда она подошла к воротам замка, то увидела Мобрея. Он держал в руке свою трубку и казался погруженным в глубокую задумчивость. Он не обратил никакого внимания на служанку, но той это было совершенно безразлично. Она подошла к Реджинальду и, не боясь показаться назойливой, обратилась к нему:
