Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1

Наконец, часа в два утра, король не мог преодолеть усталости: он не спал уже целые сутки. Сон, непобедимый в молодости, овладел им. Однако король не лег в постель: он заснул в кресле. Часа в четыре вошла кормилица и разбудила его.

— Ну? — спросил король.

— Ваше величество, — прошептала кормилица, соболезнующе сложив руки. — Он умер!

Король быстро вскочил, словно его подбросила стальная пружина.

— Так ли это?

— Так.

— Кто сказал тебе?

— Господин Кольбер.

— А он знает это наверное?

— Он вышел из спальни и сказал, что сам прикладывал зеркало к губам кардинала.

— А, хорошо! — вырвалось у короля. — Но где же Кольбер?

— Он только что покинул спальню кардинала.

— И куда направился?

— Следом за мной.

— Так что он…

— Здесь, ваше величество, ожидает у ваших дверей, если вам угодно будет принять его.

Людовик подбежал к двери, сам отворил ее и увидел в коридоре Кольбера, неподвижно стоявшего в ожидании. При виде этой статуи в черном король вздрогнул, затем сделал знак Кольберу следовать за ним.

— Что вы пришли сообщить мне, сударь? — спросил Людовик, смущенный тем, что догадались о его сокровенных мыслях, которые он не мог утаить.

— Господин кардинал скончался, ваше величество, и я принес вам его последнее «прости».

Король задумался. Он внимательно смотрел на Кольбера, вспоминая слова кардинала.

— Вы были верным слугой его высокопреосвященства, о чем он сам мне говорил.

— Да, ваше величество.

— Вы посвящены в некоторые его тайны?

— Во все.

— Мне дороги друзья и слуги покойного кардинала, я позабочусь о том, чтобы вы были приняты ко мне на службу.

Кольбер поклонился.

— Вы, кажется, финансист?

— Да, ваше величество.

— Непосредственно моему дому вы, помнится, никогда не служили?

— Извините, ваше величество, я имел счастье подать господину кардиналу мысль об экономии, которая приносит казне вашего величества триста тысяч франков ежегодно.

— Какая же это экономия, сударь? — спросил Людовик XIV.

— Ваше величество изволите знать, что рота швейцарцев носит серебряное кружево на концах лент?

— Знаю.

— Я предложил пришивать к лентам кружево из фальшивого серебра; этого никто не может заметить, а на сто тысяч экю можно прокормить в течение шести месяцев полк и купить десять тысяч хороших мушкетов или построить корабль с десятью пушками.

— Правда, — заметил Людовик XIV, еще внимательнее всматриваясь в Кольбера. — По-моему, экономия очень уместная; смешно подумать, что солдаты носили такое же кружево, как вельможи.

— Я счастлив, что ваше величество одобрили мои действия, — ответил Кольбер.

— При кардинале вы вели только его дела? — спросил король.

— Его высокопреосвященство поручал мне еще проверять счета суперинтенданта финансов.

— А! — воскликнул Людовик XIV. Он собирался отпустить Кольбера, но последние слова заинтересовали его. — Покойный кардинал поручал вам контролировать счета господина Фуке? И каковы же результаты?

— Оказался дефицит, ваше величество. И если вы позволите…

— Говорите, господин Кольбер.

— Я должен дать вашему величеству некоторые объяснения.

— Нет, не надо. Вы же проверяли счета, скажите: каков итог?

— Это легко, ваше величество… Все пусто, денег нет.

— Будьте осторожны, сударь. Вы осуждаете управление господина Фуке, а он, по общему мнению, очень искусен в делах.

Кольбер покраснел, потом побледнел, чувствуя, что в эту минуту вступает в борьбу с человеком почти таким же могущественным, как умерший кардинал.

— Совершенно верно, ваше величество, он очень искусный человек, — отвечал Кольбер, низко кланяясь.

— Но если он искусный человек, а денег все-таки нет, то кто же виноват?

— Я никого не обвиняю, ваше величество, а только констатирую факты.

— Хорошо, составьте отчет и подайте его мне. Вы говорите, что есть дефицит? Но, может быть, это дефицит временный: кредит вернется, а с ним и деньги?

— Нет, ваше величество.

— Не в этом году, я понимаю, но, может быть, в будущем?

— Будущий год так же начисто съеден, как и текущий.

— Ну, еще через год.

— И он съеден.

— Что вы говорите, господин Кольбер?

— Я утверждаю, что истрачены доходы за четыре года вперед.

— Так придется сделать заем.

— Уже сделано три займа, ваше величество.

— Я создам новые должности и за них получу деньги.

— Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Откупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.

Король нетерпеливо сдвинулся с места.

— Объясните мне это, господин Кольбер.

— Ваше величество, выскажите яснее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?

— Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?

— Ваше величество их не получите.

— Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?

Кольбер отрицательно покачал головой.

— Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?

— Да, ваше величество.

Король нахмурил брови.

— Хорошо, — сказал он, — я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.

— Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.

Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.

Вдруг он остановился и спросил:

— Если все это правда, я разорен, еще не начав царствовать?

— Да, ваше величество, разорены, — отвечал бесстрастный счетовод.

— Однако ж деньги куда-нибудь делись?

— Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.

— Вам?

— Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.

— Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги?

Кольбер поклонился.

— Какая бездонная пропасть этот человек! — прошептал король. — С одной стороны — Мазарини, с другой — Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Неудивительно, что у меня пусто в казне.