Иван Майский - Близко-далеко
Когда Шафер высказал свои мысли Александру Ильичу, между ними произошел следующий разговор:
– Ты от своей пароходной компании продолжаешь получать зарплату?
– Продолжаю.
– В полном размере?
– В полном размере.
– Значит, ты материально обеспечен и располагаешь временем?
– Обеспечен.
– Интересы простых людей, трудящихся, тебе близки?
– Очень близки!
– Только на словах? Или ты хочешь за свое сочувствие содрать деньги? Пользуясь трудным положением туземцев, сделать маленький бизнес?
Шафер смутился и стал неловко вертеть пуговицу на своей форменной куртке.
После этой беседы вопрос о вознаграждении труда Шафера больше не возникал.
Поселок выделил для работы на мельнице десять мужчин. Целый день на берегу потока стучали топоры, гремело железо, слышался громкий смех.
Окано и Майя все свободное время проводили на стройке. По вечерам на лужайку у мельницы собирались люди из поселка. Они смотрели на невиданное зрелище. Пересмеивались, пели песни, просили «белого начальника» Потапова и для них подобрать работу. Недостатка в добровольцах не было. Островитяне все больше удивлялись простоте и ранее не виданному здесь добродушию «белого начальника».
Потапов был радостно возбужден и деятелен. Ему вспомнились далекие дни детства на Дону, когда он помогал своему дяде строить рыбачьи лодки. Не ограничиваясь ролью «главного инженера», Александр Ильич часто снимал рубашку и вместе с другими весело махал топором или с наслаждением орудовал лопатой.
Однажды к мельнице подъехали верхами Драйден и Ванболен. Они слышали о «подвигах» Потапова, но решили увидеть «большевистскую затею» собственными глазами.
Вежливо поклонившись, Драйден крикнул:
– Добрый день, мистер Потапов! Как поживаете?
– Добрый день, мистер Драйден! – также вежливо ответил Потапов. – Великолепно! А как вы? Давайте присоединяйтесь…
Оба джентльмена криво улыбнулись и поскакали прочь.
Ровно через пятнадцать дней постройка мельницы была закончена. Весть об этом подняла на ноги весь поселок. К мельнице сбежались мужчины, женщины, дети.
Когда открыли плотину и с шумом закрутилось мельничное колесо, поднимая алмазные брызги воды, раздались крики удивления и радости. Восторг достиг высшей точки, когда минут через двадцать из мельничного помещения вышел улыбающийся старшина, неся на вытянутых руках плетеное блюдо с первой мукой. Все бросились щупать муку, пробовать ее на язык. Люди не расходились и, окружив Окано, кричали:
– Говори! Говори!
Смущенный и счастливый Окано взобрался на бревно и произнес речь. Он рассказал о том, как белый человек из далекой страны увидел трудную работу женщин, как он предложил восстановить старую мельницу и вместе со своими друзьями взялся организовать это дело.
– И вот теперь, вы видите, – закончил он, кивая на постройку, – работа сделана. Теперь у нас своя мельница. Она может смолоть весь урожай, который мы собираем, и даже больше. Наши женщины не должны будут растирать зерно вручную между камнями. Это хорошо!
– Хорошо! Хорошо! – гулко отозвались сотни голосов.
– Мы обязаны этим белому начальнику, который стоит рядом со мной, – Окано указал на Потапова, – и его друзьям. Они нам помогли и не взяли ни одного пенса. Они наши друзья! Наши братья!
– Братья! Братья! – неслось отовсюду.
Старушка, стоявшая рядом с Майей, спросила:
– Этот белый начальник сошел с неба? Майя нетерпеливо отмахнулась и ответила:
– Этот белый начальник пришел из далекой страны, где белые люди – братья черным и желтым людям.
Глава девятнадцатая
ПРОЩАЙТЕ, ТЕМНОКОЖИЕ БРАТЬЯ!
Время шло. Наступил апрель 1943 года. Однажды лейтенант Максвелл, очень взволнованный, прибежал к Петровым.
– Только что получены сведения о двух шлюпках с «Дианы», – сообщил он.
– Что? Что с ними? – в один голос воскликнули Степан и Таня.
– Одна шлюпка – номер четыре… Помните – в нее с капитанской шлюпки перешел старший офицер Барнби?.. Эта шлюпка после невероятных усилий пристала к западному берегу Африки. Она прошла свыше тысячи миль, половина пассажиров погибли…
Максвелл передохнул, зачем-то поправил галстук и затем продолжал:
– А другая шлюпка – номер пять… Самая тихоходная… Она проболталась в океане пятьдесят два дня! В конце концов ее прибило к берегам Южной Америки.
В ней нашли только двух полуживых пассажиров. Они рассказали, что все остальные погибли от голода и жажды. Когда умерли последние трое, эти еще остававшиеся в живых были так слабы, что не могли выбросить трупы за борт. Так шлюпка и носилась по волнам с двумя умирающими и тремя умершими.
На глазах Тани показались слезы, она быстро отвернулась.
– А шлюпки номер два и номер шесть? – спросил Петров. – О них ничего не слышно?
– Ровно ничего. Я думаю, их больше нет.
Все, склонив головы, замолчали, отдавая дань памяти погибших спутников по «Диане».
Долгожданное судно все еще не появлялось. Невольные пленники острова Девы все чаще нервничали, томились.
В конце февраля Петров отправил в Лондон телеграмму с просьбой сообщить, когда примерно можно ожидать эвакуации с острова. Через два дня от советского посла в Англии пришел ответ: «Перспективы вашей эвакуации проясняются. Делаю все возможное для ее ускорения. Проявите терпение».
За телеграммой последовал новый денежный перевод. Прошел еще месяц, но о желанном судне ничего не было слышно. Петровы и Потапов волновались. Ведь там, в большом мире, идет жестокая борьба за будущее человечества, каждый из них должен занять место на линии огня. Особенно нервничала Таня. Она настойчиво просила Степана снова телеграфировать послу. Но не успел он сделать это, как пришло еще одно сообщение: «Ваше пребывание на острове Девы близится к концу. Не теряйте выдержки».
Советские путешественники воспрянули духом, но все-таки оставалось загадкой, сколько еще времени им придется провести на острове. И что там происходит, в далеком и туманном Лондоне? Кто и как решает там их вопрос?
А там, в Лондоне, происходило вот что. Когда в разговоре с товарищем министра иностранных дел советский посол коснулся вопроса об эвакуации трех его соотечественников с острова Девы, он получил от своего собеседника любезный ответ:
– Да-да, конечно, мы сделаем все возможное…
Про себя, однако, товарищ министра подумал: «У нас и без того хлопот полон рот, а тут еще возиться с этими тремя русскими. Удивляюсь бестактности большевиков!»
Товарищ министра отнесся к просьбе советского посла настолько невнимательно, что даже не упомянул о ней в официальной записи беседы, которую он составил в соответствии с дипломатическими правилами.
