Бернард Корнуэлл - Последнее королевство
Люди Эдора и мой отряд собрались у восточной части стены: здесь им полагалось ждать, когда на заре загорится первый корабль. Леофрик с командой "Хеахенгеля" стоял справа, как я и хотел, – именно туда обрушится главный удар, как только Убба со своей дружиной набросится на нас у реки. Эдор и воины Дефнаскира выстроились слева: они должны были уничтожать тех, кто попадется им навстречу, а главное, выхватывать головешки из костров датчан и поджигать оставшиеся корабли.
– Мы не собираемся сжечь все суда, – сказал я, – пусть займется хотя бы три-четыре. Датчане прилетят на огонь, как пчелиный рой.
– Пчелы больно кусаются, – заметил кто-то из темноты.
– Вы боитесь? – насмешливо спросил я. – Это датчанам надо бояться! Знамения у них самые скверные, они уверены, что проиграют, и последнее, чего сейчас хотят, – это драться на заре с воинами Дефнаскира. Они у нас будут визжать, как бабы, мы перебьем их и отправим в датский ад.
На том я и закончил свою речь перед битвой. Следовало бы сказать больше, но я волновался, ведь мне предстояло спуститься с холма первому – и в одиночестве. Я все детство мечтал стать одной из движущихся теней. Леофрик с Эдором не поведут сотню человек к реке, пока не увидят, что датчане кинулись спасать корабли, а если я не смогу поджечь корабли, атаки не будет, страхи Одды оправдаются, датчане победят, Уэссекс падет, и не будет больше Англии.
– Теперь отдыхайте, – неловко завершил я свою речь. – До рассвета еще часа четыре.
И я вернулся на вал, а скоро ко мне подошел отец Виллибальд, неся распятие, вырезанное из воловьей кости.
– Ты хочешь получить благословение Господа? – спросил он.
– Чего я хочу получить, отец, так это твой плащ.
У него был хороший шерстяной плащ, темно-коричневый, с капюшоном, и священник отдал его мне. Я затянул завязки на шее, скрыв сверкающую кольчугу.
– На заре, отец, лучше оставайся наверху. У реки не будет места священникам.
– Если там будут умирать люди, – возразил он, – мое место как раз там.
– Ты хочешь утром отправиться на небеса?
– Нет.
– Тогда оставайся здесь.
Я сказал это резче, чем собирался, но опять-таки от волнения.
И вот настало время отправляться, хотя все еще царила тьма и до зари было далеко, – но мне требовалось время, чтобы проскользнуть мимо датских постов. Леофрик проводил меня до северного склона холма, куда не падал свет луны: под этим склоном стояло меньше всего датчан, потому что спуск никуда не вел, только к болоту и морю Сэферн. Я отдал Леофрику свой щит, сказав:
– Мне он ни к чему, только будет зря громыхать.
Он взял меня за руку.
– А ты нахальный малый, Эрслинг, да?
– Это плохо?
– Нет, мой лорд, – последнее слово в его устах означало самую большую похвалу. – Да пребудет с тобой бог, каким бы он ни был.
Я тронул молот Тора и сунул под кольчугу.
– Приведи отряд как можно быстрее, когда увидишь, что датчане кинулись к кораблям.
– Мы придем так быстро, – пообещал он, – как только позволит болото.
Днем я видел, как датчане переходили болото, и заметил, что почва там была мягкая, но все-таки не трясина.
– Вы пройдете быстро, – заверил я, накидывая на шлем капюшон плаща. – Пора.
Леофрик ничего не ответил, и я спрыгнул с насыпи в темный ров. Теперь мне предстояло стать тем, кем я всегда хотел – скользящей тенью. От этой детской мечты теперь зависела жизнь или смерть. Я тронул на счастье эфес Вздоха Змея, выбираясь на другую сторону рва.
Некоторое время я шел, согнувшись, а на середине спуска упал на брюхо и пополз змеей, темным пятном на траве, дюйм за дюймом приближаясь к проходу между двумя умирающими кострами.
Датчане спали или почти спали – я видел, что они сидят у догорающих костров.
Выбравшись из тени холма, я оказался там, где меня могли заметить при свете луны, потому что на лугу спрятаться было негде, траву здесь выщипали овцы. Но я двигался, словно призрак, пробираясь вперед медленно и беззвучно. Датчанам было достаточно поднять глаза или пройти между кострами, чтобы меня увидеть, но они ничего не видели, ничего не слышали, ни о чем не подозревали. Прошла целая вечность, но я все-таки проскользнул мимо, ни разу не подойдя к ним ближе чем на двадцать шагов.
Оказавшись на болоте, где кочки отбрасывали тень, я пополз быстрее, пробираясь через илистые наносы и мелкие лужи. Забеспокоился я только тогда, когда спугнул с гнезда птицу, и она, хлопая крыльями, с тревожным криком взметнулась в небо. Почувствовав, что датчане вглядываются в болото, я застыл неподвижно, черным пятном в рваных тенях. Все было тихо. Я ждал, вода просачивалась под кольчугу, и молился Хеду, слепому сыну Одина, богу ночи. "Помоги мне", – молил я, жалея, что не принес Хеду жертвы. Еще мне казалось, что на меня смотрит сейчас Элдвульф, и обещал его не посрамить. Я собирался сделать то, чего он ждал от меня всегда: обрушить Вздох Змея на датчан.
Миновав часовых, я двинулся на восток, туда, где стояли корабли. Небо на восточном горизонте по-прежнему было черным. Я все еще полз медленно, так медленно, что меня начал одолевать страх. Меня мучили дрожание мышц в правой ноге, жажда, которую нечем было утолить, спазмы в животе. Я все время держался за меч, вспоминая, какие заклинания наложили на него Элдвульф и Брида. Никогда, говорил мне Равн, никогда не сражайся с Уббой.
Я уже полз у берега, откуда оглядел широкий Сэферн, но не увидел ничего, кроме дрожащей воды, залитой лунным светом. Море было похоже на пластину кованого серебра. Начался прилив, илистая полоса берега сужалась. "В Педредане должны водиться лососи, – подумал я, – лососи, уходящие обратно в море с отливом". Я снова прикоснулся к мечу. Я находился уже рядом с узкой полосой твердой земли, на которой стояли рыбацкие хижины, где ждали часовые. Нога продолжала дрожать. Меня тошнило.
Но слепой Хед помогал мне. Часовые у кораблей оказались не лучше своих товарищей на лугу, да и о чем им было беспокоиться? Они стояли дальше от холма, они не ждали никаких неприятностей, вообще-то они были здесь просто потому, что датчане никогда не оставляют свои корабли без присмотра. Почти все часовые разбрелись по хижинам спать, у догорающих костров оставалось лишь несколько человек. Они сидели неподвижно, скорее всего, тоже спали, хотя один ходил вдоль ряда судов.
Я встал.
Я крался в темноте уже на территории датчан, за постами часовых. Развязав плащ, я снял его, стер грязь с кольчуги и, не таясь, пошел к кораблям. Прочавкав сапогами по последним метрам болота, я встал у крайнего корабля, бросил шлем в тень и дождался, пока идущий вдоль берега датчанин обнаружит мое присутствие.
И что же он увидел? Человека в кольчуге, лорда, хозяина корабля, датчанина: я прислонился к носу корабля и уставился на звезды. Сердце тяжело колотилось в груди, нога дергалась, и я подумал, что если этим утром погибну, то хотя бы снова окажусь рядом с Рагнаром, буду вместе с ним в пиршественном зале Валгаллы. Правда, некоторые верили, что если человек погиб не в бою, он отправляется в Нифльхейм, пронзительно холодный ад северян, где чудовищная богиня Хель бродит в тумане, а отвратительный змей Нидхегг пожирает на морозе мертвецов; но я был уверен, что все сгоревшие тогда в большом зале отправились в Валгаллу, а не в Нифльхейм. Конечно же, Рагнар должен быть вместе с Одином... И тут я услышал шаги датчанина и улыбнулся ему.
