Иван Алексеев - Западня для леших
– А где же мои батюшка с матушкой? Их вы тоже, конечно же, спасли, как и меня? – закончила свой рассказ Настенька и с детской доверчивой надеждой посмотрела на Дымка и дьякона.
Кирилл и Дымок, и без того испытавшие настоящий шок при словах княжны о прибытии в усадьбу какого-то дружинника, некоторое время сидели безмолвно, боясь посмотреть друг другу в глаза. Наконец дьякон прервал затянувшееся тяжелое молчание.
– Погоди, княжна, увидишь их вскорости, – он сглотнул комок в горле и не стал уточнять, что увидеть ей предстоит тела родителей, покоящихся в дубовых гробах в домовой церкви Ропшиной усадьбы, и продолжил жестокий, но необходимый допрос: – Постарайся, голубушка, припомнить слова того дружинника, кои он на крыльце трижды произнес.
– Даже и не знаю, что-то странное… Пожалуй, про разбойников или воров, и о болезни, кажется, какой-то.
Лицо Кирилла закаменело при этих словах, глаза потемнели. Он, пристально глядя на княжну, выговорил, будто бы через силу:
– Может быть, «ворья – как чумы»?
– Да, похоже… Наверное, именно это он и говорил! – обрадованно воскликнула княжна.
Она почему-то подумала, что теперь-то наконец все выяснится, встанет на свои места, кошмары и ужасы прекратятся, рассеются, как тяжелый сон утренней порой.
– Ворья – как чумы? – с удивлением громко воскликнул Дымок.
Он не присутствовал вчера при докладе особников на рынке о результатах допросов захваченных при облаве свидетелей, и не слышал странных слов, переданных прятавшимся под телегой мужичонкой.
Кирилл задумчиво кивнул. Княжна, сама того не подозревая, только что подтвердила показания мужичонки и доказала, что он болтал не с пьяных глаз и не со страху перед дружинниками плел невесть что.
Внезапно распахнулась дверь, ведущая в соседнюю комнату отдыха, и на пороге появился Михась, встал по стойке «смирно» и бодро отрапортовал:
– Слушаю тебя, брат сотник!
Кирилл с Дымком удивились появлению бойца.
– Ты чего не спишь, герой? – ласково произнес сотник.
– Так ты же сам меня звал? – слегка растерялся Михась и оглядел комнату. – Или не меня?
– Погоди-ка, Михась, – осененный неожиданной смутной догадкой, буквально вскочил со скамьи дьякон. – Как он тебя позвал?
– Как, как? Warrier, come to me! – озадаченно ответствовал Михась.
– Вот оно! – воскликнул Кирилл. – Ну, конечно же! Ворьэ, кам тчу мы! Боец, ко мне! Наша обычная команда по-английски! Ну, Михась, да тебе же в любом деле, оказывается, цены нет! А сейчас, дорогой ты наш герой, отправляйся-ка в блокгауз да отдохни хорошенько, а то чует мое сердце, что сегодня нам предстоят еще тяжкие труды ратные!
Когда недоумевающий Михась, не задавая лишних вопросов, дисциплинированно удалился, Дымок вопросительно взглянул на дьякона:
– И что же все это означает?
– Боюсь, что ничего хорошего, – с печалью и тревогой в голосе ответил Кирилл и обратился к княжне: – Вскоре у нас побудка, почти все бойцы выйдут на зарядку утреннюю. Так мы с тобой с крылечка, из-за столбиков резных, осмотрим их незаметненько. Авось, кого и опознаешь.
И подумал про себя: «Не дай Бог!» Дьякон в глубине души все же надеялся, что произошла чудовищная ошибка и княжна не узнает вчерашнего дружинника среди леших. Но холодный разум подсказывал ему, что сейчас случится самое страшное и в рядах бойцов обнаружится предатель, чего ни разу не случалось за всю трехсотлетнюю историю тайного воинского Лесного Стана.
Пропела труба, и из блокгаузов стройными колоннами стали выбегать лешие, обнаженные по пояс. Десяток следовал за десятком, и вскоре все три сотни, за исключением дежурных и караула, отправились на пробежку по периметру огромной боярской усадьбы. Через четверть часа лешие выстроились в шеренги на обширной центральной поляне, как раз напротив отдельно стоящей избы особников. Под руководством дежурного десятника бойцы принялись синхронно выполнять разминочные упражнения. Это было красивое зрелище, и княжна невольно залюбовалась им, но дьякон настойчиво напомнил ей о необходимости внимательно всмотреться в лица бойцов: не покажется ли кто-нибудь ей знакомым? Настенька сосредоточенно кивнула и принялась старательно приглядываться к выстроившимся невдалеке от нее лешим. Внезапно она слабо вскрикнула, прижалась к Дымку:
– Вот! Вот он, тот, рыжий! Он вчера был с этими разбойниками у нас в усадьбе! – И она указала на стоящего в общем строю первой сотни десятника второго десятка Желтка.
Дымок не поверил своим ушам.
– Настенька, родная, ты не ошиблась?
– До конца дней своих его не забуду! – твердо ответила княжна.
– Что скажешь, отец дьякон? – дрогнувшим голосом обратился Дымок к Кириллу.
– Погано, командир! Кто-то крепко нас прихватил! – сурово промолвил дьякон. – Проводи княжну в девичью светелку, а сам возвращайся сюда, я вызову Желтка, будем с ним беседовать по душам.
Сделав паузу, Кирилл добавил по-английски:
– Попроси Катерину осторожно подготовить княжну и сообщить ей о смерти родителей. Катенька девочка умная, душа у нее трепетная и добрая, она боль смягчить сумеет лучше, чем мы с тобой! А теперь иди и не задерживайся!
Кирилл, тяжело ступая, сгорбившись, будто на него взвалили тяжелую ношу, вернулся в избу, вызвал пятерых своих людей. Троим приказал находиться в избе в полной боевой готовности и по его команде скрутить всякого, хоть самого архангела Гавриила. Впрочем, особникам можно было бы этого не говорить, специфика их службы как раз и заключалась в беспрекословном и немедленном выполнении любого, даже самого, казалось бы, странного приказа своего начальства. Одного из пятерки он послал за Желтком, велел пригласить его для дальнейших расспросов о вчерашнем происшествии. Пятым был как раз Чебак, тот самый особник, который сообщил вчера о «ворье» и «чуме».
– Где этот мужичонка с рынка, который якобы нашего дружинника, других бойцов в кабак заманивающего, видел? – обратился к нему дьякон.
– Да здесь, у нас, под замком.
– Отведи его в соседнюю комнату, пущай он через глазок дверной поглядит, может, опознает кого из присутствующих.
Вскоре в избу вошел Желток, бесцветным голосом доложил о прибытии, сел на указанное ему место: на скамью напротив двери во внутренние помещения, как раз напротив потайного дверного глазка. Его лицо было бледным, осунувшимся, взгляд тусклым и каким-то безжизненным.
Кирилл начал задавать ему уточняющие вопросы по вчерашней гибели бойцов его десятка. Вскоре пришел Дымок и по знаку Кирилла сел рядом с Желтком. Дьякон глубоко вздохнул, велел пригласить десятника, бывшего вчера дежурным по усадьбе, и тоже усадил его на скамью рядом с Желтком, затем повернулся к Чебаку, молча посмотрел ему в глаза. Тот понимающе кивнул едва заметно и прошел во внутренние помещения, плотно закрыв за собой дверь.
