Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов
Картина, требующая упорядочения, выглядела действительно весьма пестрой, главных проблем было две: в каких отношениях Бог Сын относился к Богу Отцу в Троице (тринитарные споры) и каким образом в Богочеловеке были соединены две его природы (христологические споры). Самое интересное, что противоборствующие стороны старались апеллировать к Писанию, находя в нем доказательства своей правоты: благодаря его путаности и противоречивости, это было сделать нетрудно. Обойдясь без терминологий и классификаций древних ересей, скажем просто: выдвигались тезисы о том, что страдание Христа как бога на кресте были призрачными – не может же божество страдать! Что вместо Христа был распят «случайный» прохожий, а сам он спасся и жил долго и счастливо. Что вместо Христа на кресте пострадал сам Бог Отец. Что Дух Святой вселился в человека Иисуса во время его крещения, жил в нем, как в доме, и покинул на кресте. Что Бог-Слово заменил собой в Иисусе человеческую душу. Что божественная суть, соединившись с человеческой, полностью переварила ее; как вариант – что Богочеловек имел две природы, но лишь одну волю, божественную. Что бог воплотился, проскользнув сквозь утробу Марии, как через трубу, ничего человеческого от нее не взяв. Что, поскольку нельзя говорить о божестве, что оно родилось, сосало грудь, было шестимесячным и т. п., значит, Мария не может быть Богородицей, а правильно ее именовать Христородицей. И т. д. и т. п. В отношении тринитарности главным тезисом был тот, что Бог Сын, он же Слово Божие, существовал не всегда и являлся не таким же Богом, как Отец, но некоей его высшей тварью (в смысле творением), при помощи – точнее, через посредство – которой Бог Отец сотворил все сущее. Святой Дух – высшее творение Сына, т. о., иерархически он получался еще ниже Бога Отца. В итоге Бог Сын был признан на I Вселенском Никейском соборе 325 г. таким же полноценным и равночестным Богом, что и Отец; то же, по идее, мыслилось и о Духе, но было закреплено лишь на следующем соборе, II Вселенском Константинопольском 381 г. На этом закончилась эпоха тринитарных споров, но начались проистекавшие из них христологические.
Упомянутый выше Халкидонский орос, казалось бы, решил все проблемы, обрисовав все аспекты соединения двух природ в Богочеловеке, но это только на первый взгляд, для успокоения общества. Во-первых, его не все и признали, а во-вторых, что гораздо главнее, в нем оказались скрыты новые мины замедленного действия. Они привели к тому, что в эпоху иконоборческих споров (VIII–IX вв.) обе стороны, как иконоборцы, так и иконопочитатели, одинаково в своем богословии апеллировали к Халкидонскому оросу. На основе одного и того же документа доказывалось, что Богочеловек изобразим и неизобразим. Еще до революции профессор Б.М. Мелиоранский в своей небольшой, но замечательной работе «Философская сторона иконоборчества», рассматривая Халкидонский орос, наглядно показывает тот тупик, в который с ним зашло богословие.
«Суть дела в том, что по православному халкидонскому учению Богочеловек совмещает в одном существе (ипостаси) две такие природы, признаки которых в значительном числе представляются взаимно отрицательными. Это учение об отношении природы Бога и человека было до такой степени общепринято, что, напр., по Дионисию Ареопагиту возможно целое “отрицательное богословие”, т. е. целое учение ο Боге как ο противоположности человеку, получаемое чрез отрицание в применении к Богу целого ряда существенных свойств человеческой природы. Таковы: простота и сложность, вечность и тленность, бестелесность и телесность, несотворенность и тварность и т. д. и т. д. Суммируя оба ряда, мы получим со стороны Божества один признак: абсолютность; со стороны человека тоже один – относительность. Α Богочеловек совмещает в себе, как в одном существе, оба естества и, следовательно, оба ряда признаков, объективно и субъективно, с точки зрения чужих сознаний и его собственного сознания, и даже помимо всяких сознаний, по внешнему представлению и по собственному самосознанию. Он, один и тот же Он, одновременно и абсолютен, и относителен. Поэтому, говорят иконоборцы, единение в нем естеств превышает всякую мысль и всякое понимание. Если же оно выше всякой мысли и понимания, то выше и всякого представления: будучи непредставим, Христос и неизобразим. Что единение естеств в Христе “выше всякого разумения”, в этом православные были с ними согласны; итак, спор иконоборцев с православными на теоретической почве сводился к тому, возможно ли вообразить и изобразить существо, не постижимое для разума? Если νοούμενον Богочеловека (Богочеловек в себе) для ума распадается на два ряда противоречащих признаков, так что самое существование Его непонятно (теоретически непознаваемо), то не должно ли его явление состоять из ряда взаимно противоречащих качеств, дающих в сумме нуль для внешних средств человеческого восприятия, так что Богочеловек, как явление, не должен ли быть признан эмпирически непознаваемым объектом?..
Выходит, что халкидонский Христос не может быть ни описуемым (иконоборцы), ни неописуемым (православные). Это вывод уже решительно невозможный; получается нарушение закона исключенного третьего в области явлений (речь идет ο видимом евангельском Христе). Очевидно остается выбор: или отречься от догмата веры, признать халкидонского Христа за паралогизм, логическое monstrum, произвольное сочетание несовместимых признаков, сводящееся к бессмысленному сочетанию противоречивых терминов (так и поступают новейшие протестанты); или же, сохраняя веру в соборный догмат, должно признать, что в Богочеловеке логическая противоречивость существа не мешала ни Его реальности, как вещи в себе, ни Его постижимости, как явления; иными словами, что а) логические законы не могут иметь силы для вещей в себе (именно – закон невозможности противоречия) и b) что совмещение в вещи в себе противоречащих качеств не ведет неизбежно к появлению в ней, как в явлении, взаимно исключающих друг друга признаков; сверхрациональная вещь в себе (Халкидонский Богочеловек) может дать вполне постижимое явление (эмпирический Иисус Христос), логически постижимой связи между ними может и не быть».
Исхождение Святого Духа от Бога-Отца и Сына, согласно Филиокве. Неизвестный художник
Таким образом, Богочеловек оказался химерой, неподвластной разуму и логике. Впрочем, церковь часто ими брезговала (в этом отношении, впрочем, византийское богословие стоит намного выше нашего современного доморощенного, к которому вполне заслуженно можно применить высказывание М.Е. Салтыкова-Щедрина из его
