Михаил Громов - В небе и на земле
– Ну, что касается Америки, то меня это не интересует, а вот какое Вы хотите назначение? - сказал Сталин.
– Выше командира авиадивизии, пока нет опыта, взяться не могу.
– Ну что ж, хорошо. 31-я смешанная авиадивизия на Калининском фронте, устраивает?
– Так точно, устраивает.
– Хорошо.
Это назначение состоялось 7 декабря. Сталин, как я заметил, был доволен. Его желание, чтобы я был в военной авиации, было удовлетворено. Я вспомнил его слова: «А всё-таки я Вас заберу в военную авиацию».
Во время разговора Сталин неизменно спокойно прохаживался по комнате, покуривая трубку. Я был поражён его спокойствием. Я видел перед собой человека, который держался совершенно так же, как и в мирное время. А ведь время было очень тяжёлое. Враг был под Москвой в каких-нибудь 30 километрах, а местами - и ближе.
ФРОНТ
Я прибыл в 31-ю смешанную авиадивизию в тот же день и застал её в готовности к передислокации в Будово, большую деревню по Ленинградскому шоссе, недалеко от Торжка. Там была возможность хорошей маскировки как для бомбардировщиков Пе-2, так и для истребителей Як-1, которыми была укомплектована дивизия. Интенсивной боевой работы в тот момент не было, но боевые действия всё же продолжались. Противник был отброшен от Калинина к Ржеву.
Я прибыл к начальнику штаба ВВС Калининского фронта Николаю Павловичу Дагаеву и доложил о приёме и передислокации дивизии.
В Н.П.Дагаеве я нашёл образцового во всех отношениях военного человека. Теперь, по прошествии многих лет, многое изменилось. Но Николай Павлович всегда оставался образцом исполнительности, неиссякаемого трудолюбия, аккуратности, выдержки и поразительного внимания к людям. Вспоминается его маленькая красненькая записная книжечка. Она, видимо, помогала ему ничего не забывать. И он действительно никогда ничего не забывал, и красненькая книжечка существовала всегда при нём до последних дней его жизни. Но я не сомневаюсь, что Николай Павлович и без этой книжечки не забывал то, что нужно. Никаких слов у меня не хватит, чтобы описать все его достоинства. Это был человек удивительного обаяния, многогранно одарённый, любящий искусство, всё успевающий… Трудно преподнести читателю психологический портрет человека, в котором могли уживаться столь редко встречающиеся сочетания положительных качеств.
Познать человека, как известно, можно лишь после длительного общения с ним в различных условиях. С Дагаевым я познакомился на фронте, когда он, будучи начальником штаба ВВС Калининского фронта, ставил мне, как командиру авиадивизии, боевую задачу. После хорошо и точно выполненного задания он давал краткую положительную оценку. А дальше обязательно следовало: «Но…» и шло перечисление того, на что в следующий раз необходимо обратить внимание, чтобы выполнение было ещё лучше. И так всегда.
Но вернусь к своему появлению в дивизии. Я получил несколько заданий, которые плохо согласовывались с действиями других родов войск. Получалось, что мы работаем невпопад и не приносим такой пользы, какую могли бы принести при взаимодействии. Кроме того, в дивизии не было ремонтных средств: матчасть выходила из строя, а возможности для её восстановления не было.
В дивизию я вызвал несколько лётчиков-испытателей из ЛИИ для приобретения боевого опыта. Среди них были истребители и бомбардировщики. Истребительным полком командовал А.Б.Юмашев, а бомбардировочным - Г.Ф.Байдуков.
В то время под Ржевом попал в окружение наш кавалерийский корпус. Он был в очень тяжёлом положении. Немцы его бомбили, а наши истребители ничем не могли ему помочь, так как не хватало радиуса действия. Командующий ВВС фронта требовал, чтобы мы посадили истребителей на рыхлый снег в расположении корпуса и действовали оттуда. Горючего там не было, механиков туда перебросить было нельзя. Да, кроме того, и взлетать со снежной целины, когда противник уже над головой, было бы поздно. Угроз и «обещаний» было предостаточно. Но толку, конечно, не вышло никакого. Юмашев с большим риском для себя проделал большую работу по организации помощи корпусу, но условия абсолютно не позволили достичь сколько-нибудь заметного эффекта.
Однажды Юмашеву пришлось возглавить группу из пяти лётчиков для доставки секретного пакета командиру кавалерийского корпуса. Лётчик Иванов должен был сесть на рыхлый снег, где его ожидали специальные люди. Самолёт был на лыжах, поэтому скорость его снизилась на 40 км/час по сравнению с обычным самолётом с убирающимся шасси. Иванов приземлился в тылу врага на неподготовленном аэродроме (точнее - просто на заснеженной поляне), передал этот пакет и принял от кавалеристов другой. Когда он взлетел, вся группа направилась на свой аэродром. Погода была плохая. На обратном пути их атаковали Ме-109. Один из наших лётчиков был сбит. Юмашев и остальные, в том числе и Иванов с пакетом, благополучно вернулись. Приказ был выполнен в тяжёлых условиях. Однако начальство «сверху» никак на это не среагировало. А случай, безусловно, заслуживал иной оценки. Позже командир кавалерийского корпуса был вывезен на По-2.
Помню, как на одну из разведок переднего края под Ржевом в компании истребителей - лётчиков-испытателей я летел с Б.С.Вахмистровым и был внезапно атакован немецким истребителем с очень, видимо, большой высоты, так как его никто не заметил. К счастью, у нас обошлось без потерь, а немец ушёл, пикируя…
За мою бытность командиром авиадивизии было два интересных эпизода.
Аэродром Будово был большим по размерам, с укатанными снежными дорожками. Однажды, возвращаясь с боевого задания, один из лётчиков-бомбардировщиков, обычно хорошо выполняющий боевые задания, зашёл на посадку и… вместо того, чтобы сесть на укатанную дорожку, обсаженную с двух сторон еловыми ветками, сел значительно правее дорожки прямо в сугроб. Конечно, последовал «полный капот» (т.е. самолёт перевернулся). Ни сам лётчик, ни кто другой не мог объяснить причины такого «затмения» сознания. Есть только версии. Во время выполнения боевого задания его ведомый был сбит немецкой зениткой. Мне думается, что это и повлияло на ведущего. Я остановился на этом случае потому, что меня всегда интересовала психологическая сторона работы лётчика.
Второй интересный случай произошёл на этом же аэродроме. Истребители и бомбардировщики были выведены на линейку на краю аэродрома для выполнения боевого задания. Осталось ждать сигнала: «Все по самолётам!». Высота облачности была не более 200 метров. Я ехал на машине вдоль самолётов и вдруг увидел, как лётный состав, находящийся возле самолётов, с необычайной проворностью бросается под самолёты. Я остановил машину, открыл дверцу и увидел, как «Юнкерс-88» начинает разворачиваться над серединой аэродрома, собираясь обстрелять наши самолёты. Но в этот момент он получил с земли очередь из крупнокалиберного пулемёта. Видимо, пули попали в баллон с кислородом, так как «Юнкерс» взорвался и у него отвалился хвост. Самолёт беспорядочно упал с высоты 50 метров. Это был тот самый «Юнкерс-88», который как-то подбил наш По-2 в километрах тридцати от аэродрома. Все три члена экипажа «Юнкерса» погибли при падении самолёта. Пример самообладания пулемётчика!
