Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля
— Новый претендент на бахчисарайский трон? В таком случае, он мог бы стать нашим союзником.
— Если и претендент, то решивший идти к нему необычным путем. Скорее всего, он помышляет о новой Золотой Орде в степях между Днепром и Бугом.
— Попытаетесь встретиться с ним и провести переговоры? От моего имени, естественно.
— Мне-то показалось, что сначала было бы удобнее встретиться с Хмельницким. Причем тоже от вашего имени.
Король сошел с возвышения, на котором стояло его кресло, и предстал перед Коронным Карликом, словно спешившийся рыцарь, понятия не имеющий о том, как следует сражаться, оказавшись вне седла.
— Вначале, естественно, с Хмельницким. В письме, которое я написал полковнику, сказано многое. — Король неосторожно приблизился к Вуйцеховскому, и оказалось, что ростом он не намного выше «королевского гнома». Тем более что дело не только в росте. — Остальное поведаю лично. Моя недавняя победа над шведами всего лишь разминка, господин Вуйцеховский. И если коронный гетман Потоцкий устроит на днепровских лугах турнирные бои с казаками Хмельницкого, меня это не огорчит. В конце концов, воинам ведь нужно вспомнить, как следует держать в руках копье и что такое штурм укрепленного лагеря. Для меня важно знать, насколько ожесточенными могут оказаться эти турнирные игрища.
— То есть насколько будут соблюдены правила рыцарских турниров, — подсказал Коронный Карлик.
— А главное, какими они видятся Хмельницкому. Вынужденный противостоять армии Потоцкого, мятежный полковник предпочтет искать поддержки у крымского хана.
— Он уже бросился искать ее. — Никаким сведениями на сей счет Коронный Карлик не обладал, это был чистой воды блеф. Однако при этом он совершенно не сомневался в своей правоте. Вуйцеховский всегда умел, когда этого требовали обстоятельства, выдать любое свое предположение за банальную истину.
— Прежде всего вдумчиво поговорите с Хмельницким. Напомните ему о некоторых наших договоренностях… Мне нужно знать, не превратились ли его оскорбленные амбиции в терновый венок мученика-повстанца. Дайте ему понять, что вы — мой личный эмиссар, мое самое доверенное лицо. Что вашими устами говорит сам король, который рассчитывает на его войско, но вовсе не для того, чтобы воевать со своими подданными магнатами.
— Для чего же тогда? — неожиданно вырвалось у Коронного Карлика. Откуда королю было знать, что «варшавскому гному» эта игра в словесные прятки и недоговорки надоела еще во время предварительной беседы с графиней д’Оранж?
— К лету, если все сложится, как мы с Хмельницким предполагали, великая христианская армия, в которую войдут не только поляки и украинцы, но и литовцы, молдаване, валахи, чешские отряды, наемники из Саксонии и Баварии, трансильванцы, буквально захлестнет все турецкие гарнизоны в Северном Причерноморье, сметет их с исконно польских берегов и восстановит взлелеянную в умах и душах многих поколений народа Великую Польшу от моря до моря. Настолько великую, что вся остальная Европа станет молиться на нее как на спасительницу и заступницу от мусульманского ятагана.
Коронный Карлик почувствовал, что ему становится грустно. Видно, так ничего этот коронованный владыка и не понял, так ничему и не научился. Чтобы объединить под своим мечом почти весь христианский мир, нужны усилия многих монархов — Франции, Англии, Австрии. Мечтая о своем главенстве в христианской Европе, король совершенно упускает из виду, что очень скоро встанет вопрос о его собственном королевстве. Ибо то, что на самом деле разгорается в эти дни в Украине, давно тлело на углях взаимной ненависти, давнишней религиозной непримиримости, а также неуважения к польским законам не только большинства украинцев, но и многих поляков. Впрочем, — что весьма показательно — прежде всего, самих поляков.
Однако мысли оставались мыслями. Ни в словах, ни на лице Вуйцеховского они никак не отражались. Весь его лик по-прежнему излучал ту особую доверчивость и искренность, которая сбивала с толку не только слабых женщин, но и сильных мира сего. Его предельные, внешне граничащие с глупостью, доверчивость и наивность оставались теми каплями яда на острие кинжала, которые еще должны будут вспениться в крови каждого, кто поверил в покладистость и простоватость Коронного Карлика.
— Уверен, что Хмельницкий будет польщен. Он получит должность командующего всеми войсками Речи Посполитой. Ваша милость примирит его не только с польской короной, но и с его собственными аристократическими замашками. В окружении Хмельницкого приживутся мои люди. Мы будем знать о каждом его шаге. После каждой, пусть даже самой величественной из своих побед над Потоцким, он будет открывать в среде своих высших офицеров ровно столько врагов, чтобы блеск этой победы был сведен к элементарному страху за гетманскую булаву и собственную голову. А вся его командная верхушка и вся дипломатия будут парализованы бесконечной грызней за первенство в войске, раздел новых имений и раздачу почестей.
— Но в то же время Хмельницкий должен понять, что мне не нужна сильная армия Потоцкого. Сильную армию мы создадим потом, когда получим разрешение сейма. И тогда это будет армия короля, а не армия шляхты, собранной из различных украинских воеводств.
— С вашего позволения, я объясню Хмельницкому, что ни сам Потоцкий, ни его сильная шляхетская армия нам не нужны, — уточнил Коронный Карлик, стараясь как можно осторожнее определить отношение короля к личности самого коронного гетмана, оказавшегося теперь во главе антикоролевской партии. — Нам нужна польско-украинская королевская армия под его, Богдана Хмельницкого, командованием.
— Словом, у вас будет время поговорить о многом из того, что одинаково близко и мне, и генеральному писарю, — ушел от прямого одобрения этой формулировки Владислав IV.
23
Как только лучи на удивление теплого, хотя и по-зимнему бледноватого солнца пробились в их комнату, полковник сам разбросал баррикаду и приказал казакам готовиться в путь.
Умываясь внизу, у небольшого бассейна, у которого стояли бочки с водой, послы сумели заглянуть в конюшню и убедиться, лошади их на месте и преспокойно жуют овес. Еще больше они удивились, увидев перед собой возродившегося из небытия хозяина заезжего двора. Воздав хвалу Аллаху за то, что тот подарил его дорогим гостям «ночь сладких снов», старый турок пригласил их всех позавтракать в его ресторанчике, где казаки смогут найти все то, чем в Крыму обычно угощают самых именитых постояльцев.
— Ахмет-ага, — обратился к нему Хмельницкий по-турецки. — Вы служили здесь, в украинских степях. Я же был в плену в Турции, неподалеку от Стамбула. Мы с вами старые солдаты, и можем поговорить так, как способны говорить только старые солдаты. Что у вас здесь происходит?
