Эд. Арбенов - В шесть тридцать по токийскому времени

Следующий поезд оказался почтовым. Их места были в мягком вагоне. «Инспектор» влез на верхнюю полку и тотчас уснул. Японец сел на диван у окна, уставился в темноту и так просидел до Хабаровска, не сомкнув глаз.

На привокзальной площади, когда они выбрались из толпы и их никто не мог слышать, «инспектор» спросил:

— Куда теперь?

— В Чердымовку!

Ответ огорошил «инспектора». Чердымовку мог знать только житель Хабаровска. Дурной славой пользовалось это «веселое» местечко, оставленное городу в наследство от старых времен.

— В Чердымовку так в Чердымовку, — согласился «инспектор».

Чердымовки офицер не знал. Но он знал, как это ни странно, кофейню с голубыми ставнями. Точнее, знал цвет, в который они были окрашены, и едва мелькнула голубизна, он потянулся к ней и потянул за собой «инспектора».

— Интересная кофейня, — сказал японец. — Отдохнем здесь.

Кофейня действительно была интересной, но не из-за своих голубых ставней, хотя ставни и играли, видно, какую-то роль. Она находилась на склоне оврага, по соседству с улицей Серышева, где была квартира Корреспондента. И еще занятный момент: хозяином кофейни оказался китаец, знавший офицера генерального штаба. Нет, он не поздоровался с японцем и не произнес никаких радостных слов по случаю встречи, но когда гости сели, хозяин спросил учтиво:

— Что бы вы хотели, господин?

И как-то странно скосил глаза на «инспектора рыбнадзора». В двенадцать дня «инспектор» позвонил своим.

— Ты уже здесь? — удивились свои.

— С утра. Торопитесь с квартирой!

— Квартира готова. Нет Кныпа.

— Ничего не знаю… Сегодня заявимся.

— Ты с ума сошел!

— Почти. На всякий случай запишите адрес: Чердымовка, кофейня с голубыми ставнями, против пельменной Чана.

— Учли. Позвони после трех.

После трех та же история.

— Еще нет Кныпа. Ждем.

— Вышлите пару ребят к кофейне. Здесь явка, надо взять на прицел и хозяина и гостей.

— Откуда лучше вести наблюдение?

— Из пельменной Чана.

— Высылаем. Позвони в пять.

И в пять он не услышал ничего нового. Лишь в семь часов, когда уже смеркалось, прозвучало долгожданное:

— Кнып у парикмахера. Часам к десяти приезжайте.

— Ребята пусть остаются около кофейни. По-моему, там сейчас резидент: серая ватная куртка, очки, на голове суконная ушанка. На левой руке нет мизинца.

— Заметано.

На улице Карла Маркса их ждал извозчик. «Инспектор» помог японцу сесть, сам влез на сиденье.

— Куда мы едем? — спросил японец, после того как первая группа домов проплыла мимо.

— Это улица Карла Маркса, — ответил «инспектор».

— Хорошо, — кивнул японец.

С улицы Карла Маркса они свернули вправо, к Плюснике, хотя здравый смысл диктовал совсем другое направление. Однако здравого смысла во всем этом путешествии по Хабаровску не было, для непосвященных, конечно. Извозчик совершал нелепейшие повороты, кружил, возвращался снова на улицу Карла Маркса. Надо было только удивляться, как он умудрялся не попасть снова на то же самое место, от которого отъехал.

Японец иногда повторял свой вопрос:

— Куда мы едем?

— Это улица Степана Разина, — не задумываясь, давал справку «инспектор».

Извозчик только покрякивал, дивясь нахальству седока.

К десяти часам, изучив все закоулки Хабаровска, пролетка наконец выбралась на улицу Серышева, ту самую улицу, где находилась квартира Корреспондента. Дом был с давних времен, если не с самого основания города, двенадцатым от края, а под фонарем на стене значилась цифра «23». Улица называлась Владивостокской. Видавший виды извозчик ошалело посмотрел на табличку и крякнул еще раз.

— Спасибо, братец! — весело сказал «инспектор». — Жди нас к двенадцати за углом…

Дверь открылась не сразу, лишь после второго звонка.

На пороге показался мужчина в домашней бархатной куртке, седой, или почти седой, высокий, стройный. Увидев «инспектора», он поднял удивленно брови, а может, и не удивленно, а разочарованно — дескать, пришли все-таки. Кивнул молча, приглашая гостей войти.

В передней, раздеваясь, японец заметил на вешалке командирскую шинель с тремя ромбами в петлицах. Куртку свою он повесил рядом и сделал это с подобострастием.

— Саша, — сказал хозяин «инспектору», — посиди здесь.

Начало разговора не было зафиксировано. Как не были зафиксированы и чувства офицера генерального штаба, оказавшегося в кабинете Большого Корреспондента. Он обвел взглядом комнату, торопливым и восхищенным взглядом. Все понравилось ему, все запало в память, и позже, в Харбине и в Токио, он смог передать впечатление с предельной точностью

Это был кабинет офицера, занимающего высокое положение в армии. Стену закрывал ковер дорогой выделки, и на нем охотничьи ружья известных марок. В центре наградная сабля с позолоченным эфесом. Ковер спускался на софу, огибал ее и краем прикасался к лохматой шкуре огромного черного медведя. Вдоль второй стены тянулись стеллажи, забитые до отказа книгами. Письменный стол, против которого сел японец, был уставлен сувенирами — миниатюрными пушками, снарядами, бронзовыми всадниками на вздыбленных и скачущих конях.

— Я возражал против этой встречи, — усаживаясь за письменный стол, сказал хозяин. — Возражал не по каким-то личным мотивам, а руководствуясь общими интересами. Положение такое, что всякая неестественность поступков работника штаба вызывает мгновенную реакцию, и, говоря прямо, трагическую реакцию. Я нахожусь под контролем, который с каждым днем усиливается. Обстановка предгрозовая, война близка, и ее ждут со дня на день. Вы понимаете, что это значит?

Офицер кивнул.

— Внимание, которое оказывает мне японское командование, трогательно, я весьма благодарен и прошу эту благодарность передать тем, кто вас направил сюда. Понимаю, что дойти до меня было нелегко, и это говорит о важности поручения, возложенного на вас.

— Да-да, — опять кивнул офицер — ему действительно нелегко было перейти кордон и добраться до Хабаровска.

— Вместе с тем, — продолжал хозяин, — считаю необходимым выразить свое удивление той настойчивости, с которой ваше командование осуществляло свою акцию вопреки моей просьбе и моему недовольству.

— О, вы поймете нашу настойчивость, когда узнаете, чем руководствовалось командование, и даже найдете основание извинить нас. Мы очень высоко ценим ваше сотрудничество и готовы сделать все необходимое для продолжения начатого дела. — Офицер развернул сверток, покоившийся на его коленях, и, как иллюзионист в цирке, стал извлекать из него всевозможные предметы.