Кирилл Кириллов - Земля ягуара
– И никто не заметил подлога? – удивился Ромка.
– Индейцы верят в своего правителя как в бога, а разве кто-то может убить бога и занять его место? Ну, убить если и может, то стать богом… Это просто не укладывается в их картину мира. Нет, сомневающиеся, конечно, находились, но, – он тяжко вздохнул, – их жизненный путь очень скоро заканчивался на жертвенном камне.
– То есть теперь благородный испанский дон – полноправный правитель империи Мешико? – подвел общую черту Кортес, и глаза его вспыхнули нездоровым блеском.
– Нет, – усмехнулся дон Вилья. – Мешико по-прежнему правит законный государь Мотекусома Второй.
– И вы не хотите разрушить инкогнито? Ну что ж, это я понимаю и принимаю. А теперь, думаю, нам стоит немедля отправиться во дворец, пригласить королевского нотариуса и составить договор о вассальной зависимости всех земель империи Мешико от великого сеньора Испании Карла Пятого. – С этими словами Кортес поднялся на ноги.
Дон Вилья-старший остался сидеть, не стал вставать и Ромка.
– Я думаю, что это несколько преждевременно, – сказал Лже-Мотекусома.
– В каком смысле? – отказался понимать его Кортес.
– Любезный дон Эрнан, – мягко и вкрадчиво начал Мотекусома. – Все время, пока ваша экспедиция добиралась до моей, – это слово он произнес с нажимом, – столицы, я думал, что делать. Пускать или не пускать? Приказать убить на дальних подступах? Мне было трудно переступить через то, что вы все-таки мои братья по крови, соплеменники. Наверное, вы заметили мои терзания?
Кортес молча кивнул.
– Моя нерешительность привела к тому, что вы пришли сами. Терзался я и еще одним вопросом. Открываться или не открываться? Не знаю, зачем я это сделал. Ведь я прекрасно понимал, что когда вы обнаружите, кто занимает трон, обязательно предложите, просто потребуете от меня, чтоб эти земли были присоединены к владениям испанской короны.
– А как иначе? – недоуменно спросил Кортес. – Вы что, отказываетесь?
– Да, я отказываюсь. Во-первых, Мешико – богатая независимая страна, которой незачем становиться вассалом Испании. Во-вторых, лично у меня имеются нелады с испанским двором и отдельными его представителями. Если официально закрепить эту зависимость, то они сделают все, чтоб я перестал быть правителем этой страны. Так что, пока я жив…
– Это можно поправить! – взревел Кортес и схватился за меч.
– И что потом? Вы даже не спуститесь отсюда. А если и спуститесь, то через полчаса вернетесь сюда, но уже связанным, и прямиком отправитесь на один из этих камней. – Де Вилья махнул рукой за спину.
Кортес опустил эфес. Плечи его поникли, потом снова развернулись.
– Тогда я возьму вас в заложники и буду диктовать свои условия под страхом смерти! – Он снова потянулся за оружием.
Прежде чем Ромка успел моргнуть, Вилья-старший оказался на ногах. Одна рука его накрыла яблоко меча и вдавила его обратно в ножны, другая поднесла нож к небритому кадыку капитан-лейтенанта.
– На вашем месте я бы не был столь самонадеян, – промолвил Лже-Мотекусома.
Губы его улыбались, но глаза смотрели холодно и жестко. Не приходилось сомневаться в том, что если Кортес шелохнется, то у него под челюстью появится вторая улыбка. От уха до уха.
Капитан-генерал разжал пальцы и под шипение заползающего в ножны меча чуть развел руки в стороны, давая понять, что глупостей делать не собирается.
– Отправляйтесь в свои казармы и сидите там, пока я не придумаю, что с вами делать. – В голосе правителя Мешико зазвучали царственные нотки.
Кортес уставился на него глазами, напоминавшими стволы фальконетов, в которых разгорается порох, готовящийся вытолкнуть из ствола смертоносный заряд, и промолвил:
– Хорошо, мы уйдем. Пойдемте, дон Рамон.
Ромка вздрогнул. Только что свой выбор сделал отец, навсегда отрезав себя от родины, теперь не менее сложный выбор предстоял ему.
То, что он не сможет вернуться в Испанию, его не смущало. Своей родиной он считал вовсе не ее, а Русь. Молодой человек страшился предать людей, с которыми он несколько месяцев пробивался сквозь эту негостеприимную страну, спал под одним одеялом и ел из одного котелка. Как на него посмотрит мудрый де Ордас? Что скажет колкий на язык Альварадо? А уж сам Кортес… Ромка любил и уважал капитан-генерала, ценил то, чему от него научился. Оставлять его сейчас ради человека, которого он знает чуть больше получаса? Нет, это уму непостижимо. Но ведь этот человек – его отец, которого он искал долгих семь лет и только что обрел. Предать отца, остаться в стане его врагов?
От этого всего парню хотелось закричать, броситься вниз и удариться головой о камни, чтобы выбить из нее беснующиеся мысли, наскакивающие одна на другую. Господи, укрепи.
– Дон Рамон де Вилья! – резанул по перепонкам голос Кортеса. – Вы идете?
Ромка посмотрел на пылающего гневом капитан-генерала, потом перевел взгляд на отца. Тот сидел молча, глядя куда-то вдаль, за величественную панораму огромного города. Он понимал, какой трудный выбор стоит перед его сыном, знал, какой вес имеет любое слово, сказанное им, и не хотел его произносить.
– Так ты идешь? – вскипел Кортес. – Или мы будем вечно торчать тут?!
Его грубость холодным потоком обдала Ромку, снимая налет пустых размышлений и придуманных страхов.
– Я остаюсь, – одними губами прошелестел он.
– Что? – Глаза Кортеса налились дурной бычьей кровью. – Что ты сказал?
– Я остаюсь, – так же тихо ответил Ромка, а потом прибавил громче: – Остаюсь с отцом.
– Ты подданный испанского короля! – закричал Кортес, потом обреченно махнул рукой, развернулся на каблуках и, гордо неся голову, стал спускаться с вершины пирамиды по длинной лестнице без перил.
Несколько минут отец и сын смотрели ему вслед, не произнося ни слова.
– Ты же не прикажешь его убить?
– Ну что ты, сын, – ответил старший Вилья и положил руку Ромке на плечо. – Конечно, нет.
Мотекусома отвернулся, стараясь сдержать улыбку. Именно так он и собирался поступить, но не смог.
«Идиот, дурак! – тут же выругал он себя. – Кортеса необходимо убить, причем сейчас, когда он один, вдалеке от своих конкистадоров. Но разве можно сделать это на глазах у сына и разрушить все, что обрел? Правы были даосские мудрецы, когда говорили, что добиться чего-то по-настоящему большого может только человек, свободный от привязанностей».
Кортес стремительно, почти бегом пересек храмовый двор и скрылся за воротами, услужливо распахнутыми перед ним.
Мотекусома задумчиво погладил бородку. Конечно, он ожидал непонимания испанцев, длительных переговоров, запугиваний, уступок и заключения союзнического договора между странами. Но напор и несгибаемая воля Кортеса бросили вызов целому народу, хотя он имел под началом едва ли четыре сотни израненных бойцов. В силах ли кто-то такое предвидеть? Да и появление сына совсем выбило отца из колеи. Кстати…
