Явдат Ильясов - Месть Анахиты
Есть вилик озлобленный. Вчерашний раб, он весь в рубцах и шрамах, как солдат-ветеран. У него сломаны зубы. У него вышиблен глаз. У него оторвано ухо. Заполучит власть — и, ошалев, зверски истязает себе подобных. А как же? Сказано: «Нет злее битой собаки». Он ненавидит всех. Все ненавидят его. Что с него возьмешь? Пользу от такого придурка видит лишь хозяин, которому он поневоле предан.
То ли дело вилик беспечный! Он говорит: «Что съел и выпил, только то и твое». Этот никого не обижает. Не убивается на работе. И гуляет напропалую, потихоньку спуская хозяйское добро… Накажут? Что ж: «Хоть час, да мой». Нагрянет в латифундию владелец — для него припасены четыре отговорки: весна, лето, осень, зима.
Эти четыре напасти никак не дают развернуться. Засуха, знаешь. Дождь неурочный. Град. И мало ли что? Моровое поветрие. Зависть соседей…
С ним хорошо. За треть цены спихнет тебе скот, хлеб и вино. И легко, например, погрузив сорок бычьих туш, подсунуть пьяному расписку на тридцать и десять лишних сбыть по дороге. Хозяину — убыток, вилику — внушение, домоправителю — прибыль.
Старый пират знает, с кем дружбу водить!
…Захватив умбрийский город Тудер, неутомимый Красс присвоил большую часть добытых ценностей.
Самый лучший вилик — деловой. Есть и такие. Милые люди! Веселых ночей с девицами, вкусной еды и выпивки доброй им мало, — пхе! это поэзия, — они хотят взять от жизни побольше. Не из рабов разве помпейский банкир Цецилий Секунд или римский хлебник Эврисак?
В руках расторопного вилика деньги. Конечно, хозяйские — свои он не тронет. Что с ними делать — держать в сундуке без всякой пользы? И смирно ждать, когда хозяин, приехав, их заберет?
Нет, он пускает их в оборот, покупая без ведома господина всякое добро и выгодно (для себя) его продавая. А деньги за сдачу подряда на сбор маслин? Или на какую-либо стройку? А также от распродажи ненужных в хозяйстве предметов? Они тоже текут в руки дельного вилика.
Он дает в срочный долг. Он барышничает скотом, не без помощи Леона, и, с ним поделившись, разницу кладет себе в кошель. Приедет хозяин — доход как будто на месте и весь, до последнего асса, сходится с отчетом управляющего. Господин рад. Берет свою увесистую прибыль и уезжает, довольный. Даже по плечу на прощание хлопнет:
— Старайся!..
Не знает бедняга, что хитрый вилик заработал на его деньгах не меньше.
…При свирепом Сулле, в годы кровавых расправ и конфискаций, Красс скупал за бесценок богатейшие имения или выпрашивал их себе в дар.
Леон тихонько запел, усмехаясь, на заунывный мотив какой-то восточной песни, переделав на собственный лад, монолог Мегадора из веселой комедии «Клад»:
Сандальщики торчат, кричат чистильщики,Корсетчики рычат, ворчат чинильщики…Суконщик, ювелир и вышивальщики,Бордюрщики, портные, завивальщики,Бельевщики, рукавщики, мазильщики,Красльщики, темнильщики, желтильщики,Торговцы полотняные, башмачники…
Все они работали в мастерских Красса, и со всех Леон, следивший как доверенное лицо хозяина за их деятельностью, тайком брал в свою пользу по сестерцию в день.
…Или взять, к примеру, весталку Лицинию. Она владела прекрасной виллой в окрестностях Рима, и Красс, желая дешево купить ту виллу, настойчиво ухаживал за Лицинией. Он оказывал ей различные услуги, чем и навлек на себя подозрение в сожительстве с нею. Между тем как жрица богини Весты обязана под страхом смерти беречь свою девственность.
Его должны были сбросить с Тарпейской скалы, ее — живьем зарыть в землю. Но Красс как-то сумел, сославшись на корысть как на причину его отношений с весталкой, оправдаться перед судом.
Эти девочки с кухни, Сарра, Эсфирь и Рахиль…
— Мордухай! — рявкнул домоправитель, резко высунувшись наружу.
— Мэ-э, — послышалось во дворе веселое мычание.
— Давай сюда Рахиль.
Молодой курчавый рыжий гигант с грубым носом и подбородком, слившимся с толстой жирной шеей, тяжело спустился в полуподвал, заглянул, ухмыляясь, в раскрытую дверь. Разыскал глазами в горячем тумане Рахиль, позвал ее радостно:
— Ты-ы. Хэ-хэ…
Она бросила нож, которым резала овощи, и вышла к нему, отирая руки и поправляя лохматые черные волосы.
Если б Рахили дали дорасти до полного созревания, она могла бы стать со временем женщиной редкой красоты и сложения. Но бедняжку рано совратили — глаза у юной еврейки опухли, лицо было худым и бескровным.
Рахиль, в благодарность за передышку, улыбнулась Мордухаю полными, но бледными губами. Ей по душе добродушный рыжий детина, его глаза — зеленые, светлые. И ей надоело с рассвета торчать в дымной кухне, у нее пальцы онемели от рукояти ножа.
— Мэ-э, — с животной лаской промычал Мордухай и втолкнул Рахиль в открытую кладовую рядом с кухней. — Хэ-хэ… — Он сгреб соплеменницу толстыми руками в желтых волосах и больно стиснул на жирной груди в золотистых крупных веснушках.
— Нет! Только не это. Я устала… — Она вцепилась зубами в его жирную шею.
Он заорал и выпустил ее…
Оправив тунику, Рахиль устало вошла к Леону. И сразу поняла, зачем она понадобилась ему. Нет! Это уже слишком. С чего взбесились?
— Я не могу! Не могу больше…
— Сука! — Домоправитель вскинул сухую тонкую руку с несоразмерно огромным кулаком, ударил еврейку по голове. Рахиль со стоном упала на колени. Он пнул девушку в спину…
— Чтоб ночью была как зеркало! — прошипел он вслед, когда Рахиль, шатаясь, всхлипывая и вздрагивая, выбралась на воздух.
Она тоже приносит ему немалый доход. Как и Сарра с Эсфирью. Каждую ночь, когда в доме все затихает, он ведет их к тайной калитке на заднем дворе. Там, возле ограды, есть лачуга. Плошка на столике у жесткого ложа освещает кувшин с вином и чашу. За калиткой нетерпеливо шепчутся клиенты…
Правда, случается, девушки плачут. Устают они, видите ли. После целого дня отупляющей работы у жарких печей, в дыму и чаду, не до ночных развлечений. Но Леон с ними строг. Пусть будут ему благодарны! Он их пригрел на чужбине как дядя родной.
Да, деньги делают деньги. Он отдает их в рост. В Риме немало высокородных балбесов, прожигающих жизнь и заодно добро отцовское в злачных местах, с гетерами. Они идут к Леону. Старый пират всегда имеет деньги. И наживается на хороших процентах.
Хозяин тоже дает деньги взаймы — без процентов, правда, зато, как настанет срок, требует их с должников без снисхождения, и тем ничего не остается как распродать все наспех, за четверть цены, чтобы вернуть в положенный день ему нужную сумму. И разориться на этом. Скупает по дешевке их имущество все тот же Красс — или сам, или через других. Так что его «бескорыстие» тяжелее высоких процентов.
