Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
ской тюрьмы, состоялся весьма серьезный разговор отца и дочери о дальнейших перспективах ее жизни. Она решительно заявила ему тогда:
— Это ты научил меня пиратскому искусству гораздо раньше, чем
писать, читать и считать. И я очень благодарна тебе за это! Ты лучший из отцов на свете, и я ужасно люблю тебя, ты это, надеюсь, знаешь. Но я — пират и останусь им на всю жизнь, запомни это, отец, и никогда больше
не заводи со мною разговоров на всякие слюнявые темы!
Вирджиния Килигрю — пират от Бога…
— О, капитан Белч! — воскликнул сэр Джон. — Вот это уже совсем другое дело, не правда ли, Джин?
— Да… пожалуй… — вынуждена была согласиться с отцом Вирджиния, коротко взглянув на своего бывшего пленника.
Действительно, капитан Роджер Белч был сейчас совершенно неузнаваем: чистые волосы блестят и красиво причесаны; небольшие усы и бородка по моде приведены в идеальный порядок; белоснежный ворот рубахи без единой складки лежит на широких плечах, обтянув мощную шею; строгий черный бархатный костюм с янтарными пуговицами в золотой оправе; высокие, гораздо выше колен, желтые тупоносые сапоги на высоких квадратных каблуках с изящными серебряными шпорами — да, этот высокий, стройный, широкоплечий мужчина был по-настоящему красив. Он сдержанно, даже несколько застенчиво улыбнулся, показывая крепкие, красивые белые зубы.
— Благодарю вас, милорд адмирал, — сказал он. — Ваши люди отлично знают свое дело: из простого, скромного моряка они состряпали настоящего лорда!
— О, только по внешнему виду, капитан, уверяю вас, не обольщайтесь миражом… — ухмыльнулась Вирджиния, одетая в свой обычный мужской костюм.
— Но скорлупа держит цыпленка, мисс Вирджиния!
— Мисс Килигрю! — поправила она и обожгла Белча негодующим взглядом.
— А мое имя Роджер, и я был бы счастлив, если бы вы не забыли об этом. Впрочем, моя дорогая матушка зовет меня Роди…
— Превосходно, Роджер! — сказал сэр Джон. — Надеюсь, мне тоже будет позволено называть вас по имени?
— О, разумеется, милорд!
— Называйте меня просто сэром Джоном, Роджер.
— О, благодарю вас, сэр Джон! Вы так добры ко мне.
— Пустое. Ну, свистать всех за стол! Живее за дело, иначе мы все помрем с голоду. Слушайте адмиральский свисток! — И он действительно достал
из кармана своего ярко-синего камзола маленький золотой свисток, которым и воспользовался по назначению.
За большим столом, заставленным всевозможными яствами, бутылками и сосудами с вином, все трое расселись единственно возможным в такой ситуации образом: за одним концом стола восседал сэр Джон, за другим — Вирджиния, а между ними посередине — Белч.
— Воздадим хвалу и славу Господу нашему, — сказал сэр Джон и осенил себя крестом. То же совершили его дочь и гость. — Надеюсь, Всевышний
не будет на нас в обиде за некоторую краткость молитвы… Ну что ж, утолим сначала первый голод, а уж потом и поговорим… Как вы на это смотрите, Роджер?
— С восторгом, сэр Джон!
— Ну, тогда с богом! Каждый наливает себе вино по вкусу и потребно-
сти. Быть может, Роджер, вам нужна прислуга? Это можно было бы устроить немедленно.
Вирджиния весело фыркнула и ухватила большую фазанью ножку.
— О, я еще не стал лордом, чтобы не уметь обходиться без слуг! Но когда стану им, они у меня будут на все случаи жизни и моих желаний…
— Превосходно. Значит, все дело лишь во времени. А пока, Роджер, что вы скажете по поводу искусства моего кока?
Белч так плотно набил свой рот изысканнейшей пищей, что в ответ мог лишь промычать что-то нечленораздельное.
— Вот видите, — говорил сэр Джон, — вам тоже нравится его мастерство. А ведь я вытащил его из петли… как, впрочем, почти всех своих людей…
— Как так? — удивился Белч.
— Он служил в таверне «Лошадиная голова». Это в Лондоне, на углу Фрайди-стрит. Однажды хозяин сего паршивого заведения — прохвост и негодяй, каких мало… я хорошо знал его… — так вот, однажды он был особенно несправедлив к своему повару, и тот в сердцах так треснул мерзавца черпаком по голове, что убил наповал — откуда бедняге было знать, что у хозяина слабое сердце еще от рождения? Оказавшийся там один мой капитан забрал бедолагу повара к себе на корабль, а уж оттуда он угодил ко мне на кухню
и вот уже второй десяток лет кормит нас. Но петля все время покачивается
у него перед глазами. Меня утешает только то, что нет работников преданнее и усерднее, чем те, по которым плачет виселица, не правда ли, Роджер?
Но тот опять сидел с набитым до отказа ртом. Наконец сэр Джон
и Вирджиния вытерли губы и положили салфетки на стол. Белч сделал то же самое и громко икнул.
— Вы не находите, Роджер, — спросил сэр Джон, — что наступила пора немного поговорить о кое-каких наших делах?
— Разумеется, сэр Джон. Я готов ответить на все ваши вопросы.
— Превосходно, Роджер. Вам не слишком трудно будет в двух словах рассказать о себе?
— Нет ничего проще, сэр Джон! У моего отца мельница, жена — то есть моя мать — и шестеро детей. Я старший. Мне двадцать шесть лет, из которых пятнадцать я ходил сначала по рекам, а потом и по морям. Третий год капитан. У сэра Томаса Грешема служу с самого начала, с одиннадцати лет. Он относится ко мне по-отечески и очень хорошо платит. Он вообще
не сквалыга. Я пока… не женат… Если в двух словах, то, кажется, все…
— Отлично, Роджер! Что собой представлял ваш рейс?
— Что-то важное и тайное, насколько я могу судить. Командовал один из самых приближенных людей Грешема, капитан Ричард Чанслер, со своим неразлучным другом и помощником Чарли Смитом. В Лондоне они появились на борту моего корабля с каким-то ручным ящиком. Провожал же их лично сам сэр Томас Грешем, что само по себе немалого стоит. Он и велел мне беспрекословно подчиняться всем приказам Чанслера. В Антверпене мы полностью сменили команду. Чанслер и Смит сошли с корабля вместе со своим ящиком. Я должен был держать корабль в состоянии полной готовности и говорить только по-немецки. Почти три месяца Чанслер
и Смит находились на берегу. Потом появились на корабле все с тем же ящиком, и мы немедленно снялись с якоря, хотя море никак нельзя было назвать спокойным. Пять суток мотало нас по Ла-Маншу, и Богу было угодно загнать нас к вам, в Фальмаут, а не вышвырнуть в океан. Как только мне удалось зацепиться якорем за дно, Чанслер и Смит со своим ящиком от-
правились в шторм и туман к берегу. И это все, сэр Джон. Я всегда говорю только правду или не говорю вовсе.
— Благодарю вас, Роджер, с каждым вашим словом вы нравитесь мне все больше. Каково ваше мнение обо всем этом?
