Дмитрий Белый - Басаврюк ХХ
Ночью мы сидели возле огня. На улице было тихо. Ни ветра, ни дождя. Бучма молча упаковал в сумку вещи, потом сел чистить оружие. У нас оставалось несколько обойм к винтовкам, с десяток патронов к револьвера и две английские бомбы — «лимонки». Диск от «льюису» был пустым. На утро мы решили бежать из этого проклятого дворца.
Я взял свою находку. Казалось, что со времени, когда я ее нашел, прошла целая вечность. Ножом разрезал шелковую тесьму, развернул ткань. У меня в руках был довольно объемный тетрадь в твердом переплете, обтянутой зеленой замшей. Я раскрыл его. На страницах тонкой бумаги пестрели уровне строки, записанные хорошим почерком по-польски. Это был дневник — между страницами были тщательно проставлены даты. Польского языка, за исключением военных команд и нескольких фраз, подхваченных от наших недавних союзников, я не знал.
Листая страницы, я чувствовал, что именно в этих строках находятся ответы к вопросам, которые преследовали меня все это время.
Я снова старательно завернул тетрадь, показал сверток Бучме и приказал в любом случае, если я не смогу доставить его к начальнику контрразведки при Главном. Некоторое время я размышлял, куда спрятать свою находку, и не придумал ничего лучшего, чем сунуть пакет себе за ремень, под шинель
12 (Барские лови)
Светало. Я последний раз оглядел зал, в которой погибли мои люди. На полу чернели пятна крови. В углу на шинели лежал мертвый Сухомлин. Зло непреодолимо царило в этом дворце. Предчувствие отчаяния снова начало охватывать меня.
Возле могилы Петренко и Кукушки мы выкопали яму. Осторожно опустили туда тело махновца. Я сходил в библиотеку и принес оттуда череп. Бучма вопросительно посмотрел на меня:
— Тоже, наверное, бедняга некогда заблудился?
Я пожал плечами и возложил к могиле завернутый в найден кусок ткани череп. Мы постояли возле двух могил. Я прочитал «Отче наш». Ветер нес в лицо холодную морось, рядом в лесу кричала галка.
Мы вернулись за лошадьми. Они снова начали нервничать. Я забросил седло на спину своего вороного. Рядом возился, ругаясь сквозь зубы, Бучма. Вдруг серый жеребец Кукушки стал дыбом — копыта едва не снесли мне полголовы. Вороной рванулся на меня. От удара конскому крупу я отлетел к стене, и это меня спасло. Сумасшедшие от адского ужаса лошади понеслись по залу. Передо мной крутилась карусель лошадиных спин, расширенных красных глаз, белой пены, спутанных грив и хвостов. Все кончилось мгновенно. Лошади выскочило в распахнутые двери и исчезли, — где в расстоянии еще можно было услышать чавканье копыт по влажной земле. Как и я, Бучма только чудом не был раздавлен. Он растерянно стоял с ненужным теперь седлом.
— Ну что, казак, пошли искать лошадей, — сказал я. Потеря лошадей ставила нас в очень трудное положение. Перспектива пробираться на своих двоих по этих лесах была не очень приятной.
— Где же их теперь найдешь! — в голосе Бучмы я впервые услышал растерянность.
Нам ничего не осталось, как идти пешком. Нагрузив на себя часть оружия и необходимые в дороге вещи, мы наконец выбрались из дворца. Увязая в мокром грунте, начали выходить на путь. Время от времени я оглядывался — дворец постепенно таял в тумане. Черные провалы окон пристально следили за нами. Бучма шел молча, не оглядываясь. Перед собой я видел темную стену деревьев, которая неотступно надвигалась. Путь приблизился к лесу, и мы снова оказались в чащобы. Некогда путь был изрядно протоптанный, но за несколько лет успел порасти молодыми кустами. Без сомнения, вскоре мы должны были выйти к человеческому жилью.
Вдруг издалека послышался собачий лай, который постепенно приближался. Мы переглянулись. Я снял с плеча ружье и передернул затвор. Лай быстро приближался. Лес ожил — со всех сторон на нас надвигался свист и нечеловеческие вой, ветки хрустіло под ногами невидимых загонщиков. Нервы наши не выдержали, и мы побежали. Бежать было тяжело, хотелось бросить оружие. Тяжело дыша, мы остановились на поляне. Бучма пришелся спиной к стволу. Лес вокруг верещал и свистел, казалось, что невидимая толпа загонщиков окружал нас со всех сторон. Большой черный пес с гладкой, блестящей кожей выскочил на поляну. С оскаленой пасти густая слюна. Он подлетел в прыжке к горлу Бучмы и упал, сраженный ударом приклада винтовки. Вторым ударом Бучма расколол псу голову. Я успел выстрелить в черную тень, которая стремительно неслась на нас. Тень заскулила и закружилась на месте. Бучма закричал. Я оглянулся — третий пес грыз ему колено, а казак молотил его винтовкой по позвоночнику. Я подскочил к псу и выстрелил ему в ухо. Мозг с развалившейся председателя брызнул мне в лицо.
Бучма лежал на земле — из раздираемой ноги струилась кровь. Я схватил его под мышки и подтянул к дереву. Он поднял на меня лицо со стиснутыми зубами. Нечеловеческий боль разрывал его. Бучма глухо застонал, давя крик и захрипел:
— Давай, Митро, беги. Что нам вдвоем… здесь делает? — он подтянул винтовку и щелкнул затвором. — Давай.
Шумиха, хруст ветки и лай приближались. Я снял с пояса гранату и положил возле Бучмы:
— Прощай, брат.
Я побежал, сбрасывая шинель. За спиной треснул выстрел, еще один. Я остановился — глухой взрыв потряс дерева. Без шинели, сжимая в одной руке револьвер, а в другой саблю, я бежал по лесу. Меня загоняли дальше от пути. Пот заливал лицо, и я почти ничего не видел. Дыхание окончательно сбилось, и я упал, хватая ртом холодный воздух. У меня захрустели ветки. Шатаясь, я поднялся и застыл от ужаса — на меня бежала человекоподобное существо, длинные сухие руки держали ржавые вилы. Я несколько раз выстрелил в упор. Выстрелы пробили насквозь сухое и белое тело. Вилы ударили меня в живот. Существо хрипе ла, налегая на древко. Я вплотную видел красные глаза на меловом мертвом лице.
Моя жизнь спас плотный тетрадь, в котором погрязли вилы. Прижатый к стволу, я чувствовал, как зубцы постепенно пробивают сверток и впиваются в тело. Я выхватил из ножен саблю и рубанул существо по голове. Несколько ударов развалили ее на части. Из последних сил я выдернул вилы. Живот быстро истекал кровью. Я отбросил револьвер без патронов и, держа гранату, прижимая к животу тетрадь, выбежал на путь. Навстречу мне неслись черные всадники. Я попытался выдернуть кольцо с гранаты, но не смог и упал лицом в землю, потеряв сознание…
Пришел я в себя на кровати в крестьянской избе. Возле меня сидел Люлька. Он рассказал, что ему удалось разыскать остальных отряда и они неделю искали нас. Когда уже надежда была потеряна, казаки услышали выстрелы и взрыв. Они видели, как я выбежал из леса на дорогу, и были уверены, что я убегаю от красных. Мне перевязали раны и отвезли на лесной хутор к старой знахарки. Почти два месяца я был на грани между жизнью и смертью. Что с нами случилось на самом деле, я не стал рассказывать. Когда воспаление усилилось, я, чувствуя, что могу умереть, приказал Люльке доставить окровавленный сверток через линию фронта к начальнику контрразведки при Главном.
