Бернард Корнуэлл - Враг божий
В то лето заболела Диан, наша младшая дочь. Лихорадка не проходила, вернее, проходила и возвращалась снова, да так, что трижды нам казалось, будто Диан умерла. Все три раза Мерлиновы снадобья возвращали ее к жизни, тем не менее старику никак не удавалось окончательно прогнать хворь. Диан была самой бойкой из наших девочек. Морвенна, старшая, росла серьезной и рассудительной. Она любила нянчиться с младшими сестренками и чуть ли не с рождения интересовалась хозяйством: кухней, дубильными ямами, белением холстов. Серена, звезда, была нашей красавицей – она унаследовала материнские черты и прибавила к ним задумчивый, мечтательный нрав. Она часами слушала бардов, запоминала их песни, училась играть на арфе. А вот Диан, как всегда говорила Кайнвин, была отцовская дочка. Диан не ведала страха. Она стреляла из лука, ездила на лошади и уже в шесть лет управлялась с челном не хуже живущих на озере рыбаков. Заболела она на седьмом году, и, наверное, если бы не ее лихорадка, мы бы всей семьей отправились в Повис. Это было за месяц до первой годовщины Мордредова правления, когда король внезапно потребовал, чтобы мы с Артуром ехали в королевство Кунегласа.
Мордред в кои-то веки решил посетить совет, и неожиданность его требования нас удивила, как и самая цель поездки, однако молодой король был непреклонен. Разумеется, существовал и тайный мотив, но мы с Артуром его не знали, как не знал и никто в совете, кроме Сэнсама, который все и затеял. Очень не скоро выяснилось, что подвигло мышиного короля завести этот разговор. Тогда мы ничего не заподозрили, ибо предлог был вполне правдоподобный, и мы с Артуром не понимали одного: зачем отправлять в Повис нас обоих.
Предысторией были давние, давние события. Норвенну, мать Мордреда, убил Гундлеус, король Силурии, и хотя сам убийца понес кару, предавший Норвенну сумел избежать смерти. Звали его Лигессак, и он возглавлял охрану Мордреда, когда тот был еще младенцем. Подкупленный Гундлеусом Лигессак отворил ворота Мерлинова Тора силурийскому королю. Мордреда спасли и переправили к Моргане, но мать его погибла. Лигессак, ставший причиной ее смерти, пережил и последовавшую за убийством войну, и битву при Лугг Вейле.
Мордред, разумеется, знал, как погибла Норвенна, посему не удивительно, что судьба Лигессака его занимала, но именно Сэнсам раздул этот интерес в одержимость. Епископ каким-то образом выяснил, что Лигессак скрывается у христианских отшельников в горной части северной Силурии, которая теперь находилась под властью Кунегласа.
– Мне больно выдавать единоверца, – лицемерно объявил мышиный король на совете, – но еще больнее, что христианин совершил столь гнусное предательство. Лигессак по-прежнему жив, – продолжал он, обращаясь к Мордреду, – и его следует доставить на твой суд.
Артур предложил обратиться к Кунегласу – пусть тот возьмет беглеца под стражу и доставит в Думнонию. Однако Сэнсам покачал головой и сказал, что негоже обращаться к другому королю в деле, столь близко затрагивающем честь Мордреда.
– Это дело Думнонии, – настаивал Сэнсам, – и думнонийцы, о король, должны довести его до счастливого завершения.
Мордред согласно закивал и тут же потребовал, чтобы мы с Артуром вместе ехали за предателем. Артур очень удивился, как всегда, когда Мордред высказывался в совете. Зачем, спросил он, двум лордам ехать по делу, с которым легко справится десяток копейщиков.
Мордред нехорошо усмехнулся.
– Думаешь, лорд Артур, что без тебя и Дерфеля Думнония развалится на куски?
– Нет, о король, – отвечал Артур, – но Лигессак, должно быть, стар, и, чтобы его схватить, не надобны две дружины.
Король грохнул по столу кулаком.
– После того как убили мою мать, ты упустил Лигессака. В Лугг Вейле, лорд Артур, ты упустил его снова. За тобой должок.
Артур в первый миг подобрался, затем склонил голову, признавая справедливость упрека.
– Однако Дерфелевой вины, – заметил он, – тут нет.
Мордред взглянул на меня. Король так и не забыл мне побои, полученные в детстве, но я надеялся, что, прогнав нас из Линдиниса, он удовлетворил свою жажду мести.
– Лорд Дерфель, – сказал Мордред, с издевкой выговаривая слово "лорд", – знаком с предателем. Кто еще узнает его в лицо? Я требую, чтобы ехали вы оба. И не обязательно брать целые дружины, – вернулся он к прежним возражениям Артура, – достанет и нескольких воинов.
Наверное, Мордред почувствовал, что негоже ему поучать Артура в военных делах; конец фразы он договорил неуверенно и некоторое время оглядывал собравшихся, силясь вернуть себе какое-никакое самообладание.
– Я требую, чтобы Лигессака доставили сюда к Самайну, – объявил он, – и непременно живым.
Когда король требует, подданные повинуются, так что мы с Артуром поехали на север, прихватив по тридцать копейщиков каждый. Мы не думали, что потребуется такой большой отряд, просто наши люди застоялись без дела, и мы решили дать им шанс размяться. Второй половине моих копейщиков я поручил охранять Кайнвин; воины Артура, за исключением тех тридцати, которых он взял с собой, частью остались в Дурноварии, частью отправились на подмогу Саграмору, охранявшему северную границу. Даже в эти мирные годы саксонские дружины то и дело вторгались в наши пределы, угоняли людей и скот. Мы совершали такие же набеги, но обе стороны старались, чтобы пограничные стычки не переросли в настоящую войну. Худой мир, заключенный в Лондоне, оказался на удивление прочным, хотя между собой Элла и Кердик воевали постоянно. Занятые собственными распрями, они не трогали нас. Мы даже привыкли к миру.
Мои люди шли пешком, Артуровы – ехали либо вели лошадей в поводу по хорошим римским дорогам. Наш путь лежал через королевство Гвент. Король Мэуриг вынужден был дать пир, на котором священников оказалось больше, чем наших воинов. Затем мы сделали крюк, чтобы навестить старого Тевдрика. Он жил в крохотной, крытой соломой лачуге – вдвое меньше, чем дом, в котором хранил свое собрание христианских пергаментов. Его жена, королева Энид, сетовала, что ее заставили променять дворец в Гвенте на эту мышиного нору, однако старый король был счастлив. Он принял монашеский постриг и не обращал внимания на попреки жены. Он угостил нас бобами, хлебом и водой и очень обрадовался, узнав, что христиан в Думнонии становится все больше. Мы спросили его о пророчествах, которые обещают пришествие Христа через четыре года. Тевдрик сказал, что молится об этом, но есть основания полагать, что Христос придет во славе только через тысячу лет.
– Впрочем, кто знает? – сказал он. – Быть может, Он и впрямь придет через четыре года. О, если бы так!
