Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
— Сначала допросят! — зло отрубил Генрих.
Бертина упала на солому, но тотчас снова вскочила.
— Они не имеют права так обращаться с женщиной!
— Во-первых, вы для них не женщина, а начальница лагеря, где пытают их матерей, сестёр, любимых, во-вторых…
— Сорвите зубами погоны, — Бертина прижалась плечом к плечу Генриха, но тот отстранился.
— Лишние хлопоты, — насмешливо сказал он. — Ведь и ваши документы они забрали.
— Это из-за вас, из-за вас так случилось! О, зачем, зачем я с вами поехала!
Генрих отошёл в угол сарая и сел, прижавшись опухшей щекой к холодной каменной стене. Этот своеобразный компресс успокоил боль, опухоль под глазом чуть опала. Напрягши мускулы связанных за спиной рук, Генрих попробовал крепость верёвки, плотно охватившей его кисти. Но петлю расширить не удалось, верёвка лишь содрала кожу у запястья. Убедившись, что освободить руки невозможно, Генрих стал покорно ждать рассвета.
О приближении утра говорила серая полоса, которая вначале легла у порога, а потом светлым пятном обозначила и весь прямоугольник двери. Пятно становилось всё ярче, его окрашивали уже не серые, а розовые тона, потом вдруг они исчезли, и сквозь щели словно брызнуло золото, длинные пряди солнечного света легли на солому, на заднюю стенку сарая. Дверь открылась.
— Пфайфер, выходи! — послышался суровый окрик.
Пропагандист вздрогнул и с ужасом отодвинулся в глубь сарая.
— Приглашать тебя, что ли!
Маки подошёл к Пфайферу и, схватив его за шиворот, поднял на ноги.
— Пошли! Быстрей!
Упитаннее тело пропагандиста исчезло за дверью. Через десять минут вызвали шофёра. Тот молча поднялся и, бросив присутствующим «прощайте», вышел следом за маки.
— Генрих, я не могу, я не хочу, они не имеют права! — закричала Бертина и зашлась плачем. — Скажите им, что они не имеют права! Слышите? Вы богаты, вы можете предложить им деньги! О, почему вы на меня так смотрите? Предложите им деньги, и они нас отпустят! Я отблагодарю вас, Генрих! Я…
— Гольдринг! — послышалось от двери.
Вслед за своим конвоиром Генрих вышел на залитый солнечными лучами двор. Солнце ослепило его, и он прищурил глаза.
— Ишь, какой красавец! — долетел до него женский голос.
С подбитым глазом, с всклокоченными волосами, в которых запуталась солома, Генрих действительно напоминал разбойника с проезжей дороги.
— Попади к такому в руки, одного вида испугаешься! — бросила вторая женщина.
— А ему уже не придётся кого-либо пугать! — успокоил женщин маки, сопровождавший пленного, — А ну, ты, трогай вперёд к штабу.
В комнате, куда вошёл Генрих, сидело трое. Два маки, в типичной одежде французских крестьян, и один в поношенном немецком мундире.
— Вы кто? — оглядывая пленного с ног до головы, спросил седоусый француз.
Генрих назвал себя, назвал и должность. Седоусый сверил с документами, которые держал в руках.
— Важная персона! — на плохом французском языке бросил тот, кто был в немецком мундире.
— Знаете расположение вашей дивизии и численность гарнизонов по населённым пунктам?
— Я прошу провести меня к командиру отряда! — твёрдо проговорил Генрих.
— Вы, кажется, и здесь хотите диктовать свои условия? — смеясь заметил маки, одетый в немецкий мундир. — Объясните ему, Оливье, что он в плену, а не на дипломатическом приёме.
Генрих более внимательно пригляделся к маки, который бросил эту фразу. Да, он не ошибся. Перед ним русский. Широкое, круглое лицо, типичные черты славянина, светлые волосы, а главное — этот акцент.
— Если я хочу видеть командира, то я знаю, для чего что нужно, — на чистейшем русском языке проговорил Генрих.
Разорвись в этот момент бомба, это произвело бы меньшее впечатление.
— Земляк, что ли? — удивлённо спросил русский, с любопытством приглядываясь к Генриху.
— Мне нужен командир, больше я ничего не скажу.
— Мельников, позовите командира, — приказал седоусый на французском языке.
Тот, кого назвали Мельниковым, вышел, ещё раз окинув вопросительным взглядом пленного. Через минуту он вернулся в сопровождении человека, одетого в обычный штатский костюм. Взглянув на него, Генрих поспешно отвернулся.
— Вы хотели меня видеть? — спросил командир отряда, обращаясь к пленному.
— Да, и разговаривать тет-а-тет, — улыбаясь ответил Генрих.
Он медленно повернулся. В глазах командира можно было прочесть удивление, затем догадку, потом они словно засветились изнутри, и в них вспыхнули весёлые огонёчки.
— Оставьте нас одних, — приказал командир присутствующим.
Все вышли.
— Боже мой, каким образом, и в каком виде? — радостно проговорил Андре Ренар, протягивая Генриху обе руки.
— Для того, чтобы пожать мои руки, их прежде всего надо развязать, — смеясь, напомнил Генрих.
— Тьфу, дурень, — выругал себя Ренар и, вынув из кармана нож, перерезал верёвку, которой были связаны руки пленного.
Но поздороваться старые знакомые не смогли, руки Генриха так онемели и набрякли, что тотчас же бессильно свесились. Содранная кожа на правом запястье привлекла внимание Андре Ренара.
— Сестру! Пусть захватит бинты и йод, — крикнул он, приоткрыв дверь. Потом подошёл к Генриху, обнял за плечи и крепко встряхнул.
— Так вот кого схватили наши вчера!
Генрих спрятал руки за спину.
— Я вас очень прошу выслушать меня. Перевязку сделаем после.
Генрих рассказал Ренару о мерах, разработанных штабом дивизии для того, чтобы придушить деятельность маки.
— Итак, Андре, задержав меня, вы лишились союзника в штабе дивизии и нарушили все мои планы.
— Теперь я догадываюсь какие. Нет, нет, я не собираюсь нарушать наш уговор о молчании. До определённого времени мы этот вопрос оставим открытым. Для меня достаточно знать, что вы друг…
— Который как можно скорее должен вас покинуть. В этом заинтересованы и вы, и я. Но нужно, чтобы обо мне знало как можно меньше народу.
— Понимаю.
— Тем более, что среди ваших людей есть провокаторы, об одном таком я хочу вас предупредить. Он работает на электростанции, возле Сен-Реми, его арестовало гестапо, но тотчас же выпустило. Он напал на след ваших связных и уведомил об этом гестаповцев. Кстати, помощник начальника службы СС Заугель во время нападения на нашу машину убит. Вы избавились от опасного врага, тем более что именно он через провокатора напал на след ваших людей. Я думаю, что провокатора надо немедленно убрать, а связных в Сен-Реми на время удалить от работы…
— Спасибо. Все эти сведения для нас чрезвычайно ценны. Но как же нам поступить с вами? Может, останетесь у нас?
