Эдвард Бульвер-Литтон - Завоевание Англии
— Если же, — добавил он, — найдется человек, не уступающий Гарольду, то предпочтем его.
— Гарольд незаменим! — воскликнули все таны, и старейший добавил:
— Если Гарольд придумал всю эту историю, чтобы получить трон, то он все рассчитал очень недурно… Мы теперь, уже зная, что Вильгельм имеет на нас зуб, не можем отказаться от того человека, который один в состоянии избавить нас от норманнского ига… Гарольд произнес клятву?.. Кто же из нас не произносил такого рода клятв и потом отказывался от их исполнения, облегчив свою совесть богатым подношением храму? Избирая Гарольда королем, мы не даем ему никакой возможности сдержать свою присягу. Восшествие Гарольда убедит герцога, что король Эдуард не имел права завещать ему трон.
Эта речь окончательно успокоила танов.
Совещание скоро кончилось, и Альред пошел за Гарольдом. Братья горячо молились, и старик умилился, увидав их смирение в ту минуту, когда над их родом уже почти сияла английская корона. По приглашению Альреда они вышли к собранию. Гарольд, выслушав сообщение, что совещание окончилось в его пользу, ответил спокойно:
— Да будет такова ваша воля! Если вы уверены, что я, как король, принесу родине больше пользы, чем оставаясь простым подданным, то я согласен принять на себя эту тяжелую обязанность. Так как вы теперь знаете мою тайну, то прошу вас навсегда остаться моими поверенными; одному мне не под силу будет нести всю ответственность, и я постоянно буду советоваться с вами; итак, я принимаю предлагаемую мне честь.
Таны пожали Гарольду руку и согласились стать его советниками.
— Теперь необходимо прекратить распри, происходящие в нашем государстве, — сказал старый тан. — Надо примириться с Мерцией и Нортумбрией, чтобы вместе быть готовыми встретить норманна, если он вздумает пожаловать к нам. Гарольд поступил умно, отказавшись от вмешательства в дело Тостига, и мы надеемся, что он разрешит нам попытаться восстановить мир и согласие между братьями.
— И ты согласен будешь с нашим решением, какое бы оно ни было? — спросил Альред задумчиво.
— Я буду с ним согласен, если оно послужит на пользу Англии, — искренно ответил граф.
Альред улыбнулся загадочной улыбкой.
Глава VII
Гакон всеми силами старался расположить вождей в пользу Гарольда. Его слушались не только как чрезвычайно умного человека, имевшего особую способность проникать в суть дела, но и как потомка старшего сына Годвина. Он вырос при норманнском дворе, рано освоил все тонкости политики, применяя теперь свои знания на практике. Гакон был уверен, что проживет недолго, что слава, которой должно было закончиться его короткое земное поприще, будет зависеть исключительно от Гарольда. Поэтому он, честолюбивый от природы, употреблял все свое влияние для того, чтобы Гарольд был возведен на престол. Гарольд был единственной привязанностью его мрачной и безотрадной жизни; он жил, чувствовал и мыслил только для него.
Все, кто имел влияние на Гарольда, словно олицетворяли какое-то качество: Юдифь — правду, Гурт — долг, Хильда — поэзию, а Гакон был сама предусмотрительность, так как она проглядывала во всех его действиях. Он устранял все препятствия, встречавшиеся на пути Гарольда, то советуясь с друзьями дяди и Альреда, то ведя переговоры с Эдвином и Моркаром, беседуя с больным королем; он приводил все в равновесие. Особенно совещался он с одной особой, сердце которой сильно билось, когда он посвящал ее в свои планы и цели.
Глава VIII
На другой день после визита танов Гарольд получил письмо от Альдиты. Она жила со своей дочерью при одном из оксфордских храмов, куда и приглашала его приехать. Граф принял приглашение, радуясь случаю отвлечься от своих бесчисленных забот.
Альдита сняла уже траур по Гриффиту, и в своем роскошном наряде показалась Гарольду прекраснее и моложе прежнего. У ее ног сидела дочь, которая в дальнейшем стала одним из предков Стюартов, так как она вышла замуж за Фленса, с которым нас так хорошо познакомил Шекспир в одном из своих гениальных творений. Рядом с ней сидел Гакон.
Как ни горда была Альдита, но при виде Гарольда волнение победило ее самообладание. Мало-помалу она разговорилась с ним, о том, что она пережила в совместной жизни с Гриффитом, замечая при этом, что сожалела о нем только как о короле, потерявшем жизнь при таких ужасных обстоятельствах, а не как о муже. Она слегка коснулась известной распри Тостига с ее братьями и тонко намекнула, что последние добиваются теперь благосклонности Гарольда.
В это время Эдвин и Моркар, как будто невзначай, вошли в комнату и раскланялись с графом, соблюдая, правда, и собственное достоинство, с почтительным видом. Они были настолько деликатны, что ни одним словом не упомянули о Витане, где должен был решиться вопрос: останутся ли они в своих графствах или будут осуждены на изгнание.
Гарольду это очень понравилось, и он проникся к ним еще большей симпатией, когда вспомнил трогательную сцену, происходившую между ним и их дедом Леофриком у трупа Годвина. Он сознался, глядя на их молодые, красивые лица и статные фигуры, услышав их здравые суждения, что нортумбрийцы и мерцийцы избирали себе достойных предводителей. Когда беседа закончилась, Гарольд простился со всеми, и братья пошли провожать его.
— Что же вы не хотите пожать Гарольду руку? — спросил у них Гакон, и губы его нервно подергивались, как будто он силился, но не мог улыбнуться.
— Отчего не хотеть, — ответил Эдвин, младший из братьев, имевший весьма поэтичную натуру, — почему не отдать должное достоинствам соперника, если граф согласится пожать руки людей, которые надеются, что их не доведут до того, чтобы поднимать мятеж против Англии!
Гарольд протянул им руки, что было в то время равносильно прямому уверению в дружбе.
— Ты напрасно заставил меня дать руку Эдвину и Моркару, Гакон, — сказал Гарольд, когда они отошли подальше. — Ты забыл мое отношение к ним?
— Да, но дело уже решено в их пользу, — ответил Гакон, — а тебе необходимо было заключить с ними союз.
Гарольд не отвечал: тон юноши задел его, но потом он подумал, что Гакон вполне мог быть теперь на его месте, если бы преступления Свена не закрыли ему всех путей наверх.
Вечером того же дня к Гарольду явился слуга из римской виллы. Он передал ему два письма, из которых одно было от Хильды, а другое от Юдифи.
«Тебе снова угрожает опасность. Она явится в образе добра, — писала первая. — Берегись зла, которое скрывается под маской дружбы!»
