Бернард Корнуэлл - 1356
Скалли изъяснялся по-английски. Даже понимай кардинал этот язык, едва ли продрался бы сквозь чудовищный выговор шотландца.
— Чего ты хочешь? — спросил Скалли отец Маршан.
— Пусть он мне отдаст колдунский меч!
— «Ла Малис»?
— Да! Гады сделали моему лорду больно, и мне надо гадов выпотрошить!
Он сверлил кардинала столь кровожадным взором, что Бессьеру стало не по себе.
— Лучник! — рычал Скалли, — Он — труп! Я его хорошо разглядел! Стрельнул в моего лорда, когда того конём привалило! Короче, меч давай!
— Ваше Высокопреосвященство, это создание жаждет получить «Ла Малис». Оно охвачено желанием истреблять врага.
— Хвала Господу, хоть кто-то здесь охвачен подобным желанием, — проворчал Бессьер.
Он до сих пор колебался, кому из воинов вручить реликвию. И вот сам Бог указал кардиналу достойного. Дикого, конечно, мысленно вздохнул Бессьер, исподволь оглядывая шотландца, но в целом достойного. Растянув губы в улыбке, Бессьер перекрестил Скалли и торжественно отдал ему «Ла Малис».
И где-то запела труба.
В первой линии англичан появился принц Уэльский. Над ним реял его стяг, самый большой и яркий из английских, при виде которого у противоборствующих сторон словно открылось второе дыхание, и они с удвоенной силой ринулись друг на друга, оглашая воздух воинственными кличами. Щиты громыхали о щиты, металл вгрызался в плоть. Англичане теснили врага. В охрану принца Уэльского отбирались самые умелые и опытные бойцы во всём войске. Они сражались в десятках битв, от Креси до мелких столкновений, а потому бились с холодной неукротимостью. Два набросившихся на принца француза получили своё прежде, чем успели опомниться. Они не были убиты. Одного оглушили палицей, и он пал на колени. Другому топором раздробили локоть. Ладонь его разжалась, выронив оружие. Товарищи мгновенно утянули раненого назад. Оглушённый попробовал встать, но принц пинком опрокинул его на спину и наступил ногой тому на окованное железом запястье.
— Кончай его! — приказал Эдуард стоящему за спиной латнику.
Носком стального сабатона тот поднял французу хундсгугель и с размаху всадил в лицо несчастному меч. Кровь обрызгала принца.
— Расступись! — проревел Эдуард.
Шагнув вперёд, он махнул топором. Рукоять дрогнула в ладони, когда лезвие вошло врагу в поясницу. Высвободив оружие, принц нанёс колющий удар острым навершием. Шип скользнул по нагруднику француза. Раненого шатнуло. Эдуард рубанул его сверху по защищающему шею и плечи кольчужному авентейлу. Уперевшись ногой в убитого, принц одновременно толкнул его назад и выдрал топор. В десяти шагах от себя дравшийся с открытым забралом принц заметил дофина.
— Сразись со мной! — крикнул Эдуард по-французски, — Только ты и я! Карл! Иди и сразись со мной!
Дофин, нескладный и плюгавый, ему не ответил. Молча наблюдал Карл за тем, как принц ловко срубил одного ратника и в изящном развороте ушёл от выпада копья другого. Наконечник вспорол жюпон Эдуарда, обнажив выгравированный на кирасе герб. Следующий укол принц упредил, развалив французу плечо топором. Лезвие глубоко проникло в тело, и кровь, веером вырвавшаяся оттуда, показалась дофину каким-то слишком яркой и ненастоящей.
— Вам надо уходить, Ваше Высочество, — встревожено произнёс один из телохранителей.
Вражеский предводитель прокладывал себе путь, чтобы скрестить оружие с наследником французского престола, и допустить этого нельзя было ни в коем случае. Англичанин дрался, словно дьявол, и наследника требовалось увести, пока не поздно.
— Пойдёмте, Ваше Высочество, — сказал страж и потянул дофина назад.
Карл хранил молчание. ЧуднО, кровавая битва не вызвала в нём того чувства, которое он ожидал испытать. Не было страха. Конечно, его охраняли рыцари отца — заправские рубаки, но дофин отнюдь не прятался за их спинами и даже ткнул мечом вражеского латника, с удивлением поймав себя на мысли, что бедолаге, должно быть, чертовски больно. Битва не напугала Карла, скорее, заворожила. А ещё, глядя на разворачивающуюся перед глазами бойню, дофин думал, насколько это глупый способ решать межгосударственные трения. Всё равно, что монетку кидать. Неужели нет иного, более мудрого пути одолеть врага?
— Идемте, сир! — теребил телохранитель, и дофин позволил увлечь себя в тыл баталии, за изгородь.
Сколько длилась схватка, он не знал. Казалось, что считанные минуты, а солнце успело подняться высоко над верхушками деревьев. Выходит, больше часа?
— Как время бежит… — вырвалось у Карла.
— Что, сир?
— Время, говорю, бежит!
Телохранитель не слушал дофина. Он оглянулся на принца Уэльского, мгновением ранее зарубившего очередного противника. Эдуард потряс в воздухе окровавленным топором:
— Вернись, Карл!
— Вот же чурбан, — подивился дофин.
— Э, сир?
— Он — чурбан, говорю!
— Чурбан или нет, дерётся он, как сатана, — с невольным восхищением пробормотал телохранитель.
— Он, по-моему, искренне наслаждается этим, — сказал дофин.
— Почему бы и нет, сир?
— Только чурбан может этим наслаждаться. Чурбану здесь раздолье, настоящий праздник непроходимой тупости.
Телохранитель с трудом подавил в себе приступ накатившей вдруг злости. Подавил, потому что отвечал за жизнь этого бледного слабака с цыплячьей грудью, несоразмерными конечностями и, как оказалось, набитой сеном башкой. Наследник должен и выглядеть, как наследник. Как принц Уэльский. Француз скорее дал бы себя казнить, чем признался вслух (но себе-то чего врать?), что английский принц выглядел истинным наследником трона во всём блеске обагрённого кровью величия. Принц Уэльский выглядел прирождённым бойцом, а не бледной немочью, по недоразумению именуемой мужчиной. Увы, бледная немочь носила титул дофина, а потому телохранитель заставил себя говорить почтительно:
— Надо послать гонцов к вашему отцу. К королю.
— Я помню, кто у меня отец.
— За подмогой, сир.
— Раз надо — посылайте. Только просите у отца чурбанов почурбанистее.
— Кого-кого, сир?
— Гонцов, говорю, посылайте! И поживее!
И французы послали за подкреплением.
Верзила с моргенштерном и оба его приятеля бросились в атаку, рыча оскорбления. Здоровяк нацелился на Томаса, а его товарищи с кистенём и алебардой — на стоящих по бокам от Хуктона Арнальдуса и Карла. Гасконцу достался латник с гупильоном, богемскому немцу — алебардщик.
Томас покрутил в руках бесполезное копьё и отшвырнул в сторону.
Навершие двуручного моргенштерна со свистом рассекло воздух. Томас непроизвольно отметил капельки крови, сорвавшиеся с острых шипов. Лучник остался без оружия, поэтому он шагнул вперёд, поднырнув под опускающуюся булаву, и изо всех сил стиснул врага в объятиях.