Спартанец - Валерио Массимо Манфреди
Царь поднял изумленный взгляд и увидел двух афинских офицеров, подоспевших за гонцом.
– О царь, – обратился к нему один из них, – мы давно просили эфоров и старейшин положить конец этой войне, которая приносит только смерть и страдания. Когда нас попросили принять этих людей, мы согласились. Поэтому позволь вывести их с этой земли и прими приветствия и наилучшие пожелания афинян, которые по-прежнему чтут память твоего отца.
– Если это решено, да будет так, – ответил царь, подозвал офицера и сказал: – Отдай приказ об отступлении. Мы сегодня же возвращаемся в Лаконию.
Услышав приказ царя, спартанские воины в изумлении начали перестраиваться и возвращаться в лагерь. Илоты наблюдали за происходящим в недоумении, не понимая, что происходит. Афиняне пришпорили коней и приблизились к укреплениям.
– Люди Ифомы! – крикнул офицер, который только что говорил с царем. – Ваш город пал, но по воле Дельфийского оракула и благодаря щедрости афинян, приславших нас сюда, вам предоставлена новая родина. Ваш царь Архидам, сын Зевксидама, и царь Плейстарх, сын Леонида, помиловали вас. Люди Ифомы, вы свободны!
В толпе раздался гул, который усиливался по мере того, как люди, находившиеся рядом с афинянами, передавали услышанное остальным.
– Вы свободны! – повторил афинский офицер.
Голоса звучали все громче и громче, перерастая в несмолкаемый крик радости. Словно обезумев, илоты бросались друг другу в объятья. Одни опускались на колени с воздетыми к небу руками и благодарили богов со слезами на глазах. Другие метались среди толпы и пронзительно кричали. Третьи бросились к колонне беженцев, которых охраняли люди Караса, чтобы поделиться радостным известием.
Когда радость наконец поутихла, илоты построились в длинную колонну и двинулись вслед за афинскими всадниками по дороге, ведущей к морю. К полудню они догнали людей Караса, защищавших беженцев. Люди устали от долгой ходьбы, но были вне себя от счастья и удивительных новостей, которые успели получить.
Когда голова колонны достигла берегов Пармисоса, Карас приказал разбить лагерь и отправился обсуждать дальнейшие действия с афинскими офицерами.
– Благодарю вас, – сказал он, вытирая вспотевший лоб и протягивая им руку, – от имени своего несчастного народа. Людей спасли от верной смерти, когда на спасение не оставалось никакой надежды. Наш вождь, наверное, рассказал вам о событиях прошлой ночи.
Офицеры удивленно переглянулись.
– Мы не знакомы с вашим вождем, но много слышали о нем и были бы рады с ним встретиться.
Карас помрачнел. Вдруг он понял, что не видел Клейдемоса с момента их расставания перед ночной вылазкой. Он извинился и поспешил обратно в лагерь. По пути он всех расспрашивал, не видел ли кто Клейдемоса, однако вскоре стало ясно, что его нигде не было. Воины на крепостном валу решили, что вождь присоединился к передовым отрядам, а те, в свою очередь, были уверены, что Клейдемос оставался у вала. Тогда Карас созвал командующих и велел следовать за афинянами, а сам вернулся и тщательно осмотрел место сражения. Увидев коня, Карас вскочил на него и галопом помчался по дороге. Солнце уже начинало клониться к горизонту. На закате он подъехал к подножию горы Ифомы, спрыгнул с коня и отпустил его.
Опустевший лагерь был усеян трупами: спартанцы ушли, забрав тела своих воинов. Карас лихорадочно искал, переворачивая одно тело за другим, останавливался, чтобы внимательно осмотреть обезображенные лица. Все тщетно. Когда силы покинули его, он поднялся по склону горы, тускло освещенной багровыми лучами заходящего солнца. Вокруг царила мертвая тишина, которую лишь изредка нарушало карканье кружащих над горой ворон, предвкушающих пир. На вершине открытые ворота Ифомы в черной стене напоминали темные пустые глазницы черепа. Задыхаясь, Карас остановился и посмотрел вниз. Вся долина погрузилась во тьму, и он понял, что там никого нет. Тогда он поднес ладони ко рту и закричал во весь голос, но в ответ услышал лишь далекое эхо.
Отчаяние овладело Карасом, и он упал на землю. Силы покинули его, он начал уныло думать о том, что пора возвращаться тем же путем. Вдруг он заметил слабый свет в нескольких десятках шагов. Карас поднялся и посмотрел в ту сторону: свет исходил от глаз. Желтых глаз огромного серого волка. Зверь подошел и приподнял морду, словно желая обнюхать Караса, затем издал протяжный вой и двинулся вниз по склону, то и дело оглядываясь и останавливаясь. Собравшись с духом, Карас последовал за ним. Волк остановился у огромной иссохшей оливы, которая в полутьме напоминала страдающее создание с воздетыми к небу скрюченными ветвями. Волк скрылся за скалой. Карас бросился к оливе, и град мелких камней с грохотом посыпался из-под его ног на окружающие скалы. Добежав до дерева, он замер в полнейшем изумлении. Рядом с корнями лежали блестящие окровавленные доспехи Клейдемоса – богато украшенные латы, лук из рога, огромный щит, меч с янтарным эфесом и шлем, увенчанный клыками волка.
Великан рухнул на колени, обливаясь горячими слезами, и уперся сжатыми кулаками в землю. Он долго сидел неподвижно, пока опять не услышал, как вой волка разнесся по долине. Тогда Карас очнулся, собрал доспехи и оружие и спустился с горы. Он подошел к берегу ручья, из которого жители Ифомы впервые взяли воду по приезде из Лаконии, и омыл в его прозрачных водах доспехи, щит и меч. Затем Карас подозвал коня, положил доспехи на спину животного, прикрыл плащом и отправился на восток, в сторону горы Тайгет, чтобы вернуть оружие туда, откуда его взяли.
Если настанет день, когда он снова будет нужен своему народу, Талос-Волк облачится в эти доспехи.
