Побег стрелка Шарпа (Спасение стрелка Шарпа) - Бернард Корнуэлл
Все остальные сомнений Форреста не разделяли. Слингсби поднимался очень медленно, останавливаясь перед каждой ступенькой и словно ведя с ней переговоры, а ногу ставил осторожно, будто не веря до конца в прочность опоры. Глаз он не поднимал, пока не добрался до самого верха, а сделав это, повернулся к боевым товарищам и с видимым удовлетворением объявил, что всего ступенек сорок три.
Новость эта застала полковника Лоуфорда врасплох. Он единственный не был свидетелем рискованного восхождения капитана и теперь отозвался на известие с вежливым удивлением:
– Сорок три? Неужели?
– Сорок три! Факт крайней важности… – Слингсби хотел объяснить, что знать количество ступенек необходимо каждому, кто поднимается по ним в темноте, но объяснение выпало из памяти еще до того, как он успел донести его до слушателей. – Крайней важности, сэр…
– Уверен, мы все это запомним, – с ноткой нетерпения заметил Лоуфорд и указал на мокрый от дождя склон. – Если французы придут, джентльмены, то именно здесь мы их и остановим.
– Верно сказано, – закивал Слингсби.
Его никто не поддержал.
– Мы позволим им приблизиться, – продолжал Лоуфорд, – и не будем возражать, когда они разобьют себе лоб.
– Разобьют лоб, – вполголоса повторил капитан.
– Весьма вероятно, что именно на этом направлении враг и попытается прорваться. – Полковник не стал останавливаться и, опасаясь, что зять изречет что-нибудь еще, указал на небольшую долину, протянувшуюся на юг неподалеку от Сооружения номер сто девятнадцать. – Мы с майором Форрестом проводили вчера рекогносцировку и посмотрели на наши позиции, так сказать, глазами неприятеля.
– Хитро, – обронил Слингсби.
– Если смотреть с тех холмов, долина выглядит весьма соблазнительно, поскольку проникает вглубь наших оборонительных линий.
– Проникает, – повторил, кивая, капитан.
Майор Лерой не удивился бы, если бы он достал бумагу и карандаш и записал это слово.
– На самом же деле долина блокирована полностью. Пройдя по ней, враг упрется в баррикаду из поваленных деревьев и колючего кустарника, о чем он пока не догадывается.
– Вот смеху-то, – пробормотал Слингсби, но относилась ли его реплика к заявлению Лоуфорда, или в ней содержалась оценка неразумного противника, осталось неясным.
Порыв сырого ветра бросил в лицо полковнику пригоршню холодных капель.
– Тем не менее нам следует быть наготове, если такая попытка будет предпринята. С укреплений ближайших фортов ударит артиллерия, а если этого будет мало, неприятель узнает силу нашего залпового огня. Подняться по склону французы не смогут, и им ничего не останется, как умереть в долине.
Такой вывод Лоуфорда, похоже, озадачил Слингсби настолько, что комментариев не последовало.
– Чего мы не можем допустить ни в коем случае, так это выхода французских батарей в большую долину. – Лоуфорд указал на низину перед Сооружением номер сто девятнадцать, холмы на дальней стороне которой представляли идеальную позицию для наступающей с севера армии.
Стараниями саперов низина заполнялась водой из Тежу, уровень которой повышался и понижался в зависимости от приливов и отливов.
Бежавший по дну долины ручеек дважды менял направление, образуя широкую излучину, внутри которой, ближе к британскому склону, находился древний амбар, представлявший собой каменные руины посреди крохотной рощицы. С другой стороны ручья – и, таким образом, ближе к французскому склону – о прошлом напоминали жилые дома и хозяйственные постройки некогда процветавшей фермы. Сейчас там никого не было, и ферма казалась полностью заброшенной. Дом, в котором жили хозяева, стоял на небольшом возвышении, напоминая собой островок в медленно мельчающем озере. Перейти ручеек наступающая армия могла только у полуразрушенного амбара, и именно этот вариант Лоуфорд предложил для обсуждения своим офицерам.
– Если противнику удастся поставить там свои тяжелые орудия, – полковник указал на ферму, лежащую в полумиле от амбара и соединенную с ним насыпью с каменным мостом, – он сможет обстреливать наши позиции. Этого, джентльмены, случиться не должно.
Лерой с сомнением покачал головой. Чтобы добраться до фермы, неприятелю нужно было пройти длинный участок, напоминающий сейчас болото, и доставить туда орудия и боеприпасы. Скорее всего, думал майор, полковник и сам прекрасно понимает, насколько сомнителен такой вариант, но не хочет, чтобы его люди расслаблялись.
– И чтобы этого не случилось, мы вышлем патрули. Патрули численностью в роту каждый! Чтобы было кому дать лягушатникам по носу! – Полковник повернулся и посмотрел на Слингсби. – Ваша задача, Корнелиус…
– Патрулировать, – мгновенно отозвался Слингсби. – Давать по носу.
– Ваша задача – выставить пикет в амбаре, – раздраженно поправил капитана Лоуфорд. – Нести службу денно и нощно, Корнелиус. Ваша рота будет там жить. Вы меня понимаете?
Слингсби приклеился взглядом к развалинам за речушкой. Деревушка возле Сооружения номер сто девятнадцать, где рота успела расквартироваться, казалась в сравнении с этой грудой камней просто очагом уюта. Со стороны могло показаться, что капитан не понял приказ.
– Так мы будем там стоять, сэр? – жалобно спросил он.
– В амбаре, Корнелиус. Укрепитесь и оставайтесь на месте, пока на вас не обрушится вся неприятельская армия, после чего я – так и быть – позволю вам отступить. – (Офицеры засмеялись, уловив шутку. Слингсби серьезно кивнул.) – Прошу выйти на позицию к вечеру. Сменят вас в воскресенье. Провизией вас снабдят наши патрули. – Лоуфорд остановился, и офицеры повернулись к сигнальному посту – сигнальщики начали поднимать на мачту надутые бычьи пузыри. – А теперь, джентльмены, прошу вас пройти вдоль нашей линии на восток, обращая внимание на особенности местности. Мы можем задержаться ненадолго. Корнелиус? На пару слов.
В ожидании, пока другие офицеры удалятся на достаточное расстояние, Лоуфорд неодобрительно смотрел на зятя.
– Неприятно об этом спрашивать, но ответьте: вы пьяны?
Слингсби ответил не сразу. Сначала на лице его отобразилось возмущение, потом обида, и, казалось, резкого ответа не избежать, но слова, если они и были, так и не прорвались наружу, а потом он просто отвернулся в сторону долины. По щекам сбегали капли дождя, и со стороны могло показаться, что капитан плачет.
– Перебрал вчера вечером, – наконец признался он смиренным тоном. – Виноват. Приношу извинения.
