Станислав Рем - Двадцатое июля
— Объединиться?
— Ни в коем случае. Объединение обязывает. А нам обязательства ни к чему. У меня предложение несколько иного рода. Постоянно координировать наши действия. Вы не мешаете мне. Я помогаю вам.
Гиммлер задумчиво стянул с носа пенсне.
— И чем, например, вы можете мне помочь?
— Многим. Хотя бы молчанием. Мне, к примеру, доподлинно известно, что сегодня ночью ваш Шелленберг арестовал адмирала
Канариса. Но отвез того не в тюрьму, как поступил бы любой на его месте, а к себе домой, запер в подвале. Хотя я очень сомневаюсь, что старик имел отношение к плану «168». — Пальцы, протиравшие стекла очков, замерли. — Только давайте без излишних эмоций. — Борман почти безучастно наблюдал за собеседником. — Кстати, вы не могли придумать более оригинальное название для своего предприятия? Лично я считаю, что высветить собственный партийный номер — это верх безалаберности.
Ценой неимоверных усилий рейхсфюрер все же взял себя в руки.
— Что еще вам известно о плане?
— Только то, что Мюллер с четырех часов утра тщательно заметает все следы. Причем довольно успешно. И я его понимаю. Никому не нужно, чтобы на СС упала хотя бы тень подозрения.
«Либо ему донесли о нашей беседе в кабинете Мюллера, либо он — сам сатана», — подумал Гиммлер. Вслух же спросил:
— Геринг знает о плане?
— Нет. Но, думаю, догадывается. Вы же знаете: наш «Боров» очень умная скотина.
— Не только умная, но и хитрая. Особенно когда примет дозу морфина.
— У каждого свои недостатки. Но, хотим мы того или нет, на сегодняшний день только Геринг олицетворяет власть в нашем государстве. Как наследник фюрера. А его поддерживает Геббельс. Мы с вами, как это ни странно, остались на обочине.
— Ваши предложения?
— Генрих, я думаю, вам следует доказать свою лояльность по отношению к Герингу. Нет, господин рейхсфюрер, выкрикивать «Хайль, Геринг!» вас никто не заставляет. Однако проект «Фау» лучше ему отдайте. При этом сохранив СС. И охранные подразделения.
— Это равноценно потере всего, — скорбно выдохнул Гиммлер.
— Вы не правы. Это всего лишь потеря части прежних полномочий. Жизнь важнее. К тому же никто не покушается на ваш «Аненербе». А это предприятие, по моим подсчетам, стоит значительно дороже, нежели недоделанные ракеты Брауна.
Гиммлер с силой стиснул зубы. Он понял: со стороны Бормана только что прозвучала прямая угроза. Если он будет сопротивляться и дальше, то и впрямь лишится всего.
— Мне нужны гарантии вашего молчания, — выдавил из себя рейхсфюрер.
— Мое слово.
— Этого мало.
— Достаточно. Просто подумайте, чего вы можете лишиться вечером, если я произнесу несколько слов днем? Но я их не произнесу. А вы, со своей стороны, не посмеете пустить в ход информацию о моей последней финансовой операции. Впрочем, на данный момент это холостой ход. Во-первых, я успел спрятать все концы. Причем во многом благодаря гибели фюрера. Видите, насколько я с вами искренен? А во-вторых, я вам предлагаю провернуть новую аферу. Только не морщитесь и не отказывайтесь сразу.
— Мне не нравится слово «афера».
— Хорошо, можете называть наше предприятие как згодно. Главное, чтобы на наших с вами банковских счетах в скором времени появилась довольно внушительная сзгмма.
Гиммлер нацепил пенсне на нос, отчего снова стал напоминать школьного учителя математики.
— Мне нужно подумать.
— Сколько?
— До вечера вас устроит?
Борман поднялся:
— Тогда жду вас в девять вечера у себя.
— Мартин, меня прослушивал Геринг? — вопрос рейхсфюрера настиг Бормана уже на выходе.
Рейхслейтер обернулся, выразительно повращал глазами:
— Генрих, а вы уверены, что вас сейчас не прослушивают? — Гиммлер нервно повторил его «глазной трюк». — Я пошутил. Звоните в Ставку, пусть высылают тело. И вслед за этим немедленно смените всю охрану «Вольфшанце». В полном составе. Но — деликатно. Официально. После чего эти люди должны исчезнуть. Все! Об отправке на фронт не может быть и речи — нам только сплетен не хватало. Информация о кончине фюрера ни в коем случае не должна получить огласку. Это мой вам совет. Любое промедление будет работать против вас.
— А как быть с двойником? Когда мы его представим публике?
— Двойник должен прибыть из Ставки. И только оттуда! А значит» он должен появиться там сразу после смены охраны. После чего отправим за ним Геббельса. С усиленным эскортом. В конце концов, «Хромой» своим усердием заслужил это.
Когда за Борманом закрылась дверь, Гиммлер еще раз окинул кабинет затравленным взглядом и, тяжело вздохнув, снял телефонную трубку.
* * *Мюллер расположил свой больной геморроем зад на краю стола, закзфил дешевзлю сигару, устало посмотрел на собеседника.
Перед ним, со связанными за спиной руками, сидел Адам фон Тротт, советник министерства иностранных дел, арестованный по документу Бормана одним из первых. В списке напротив его фамилии стояла пометка о немедленной ликвидации при аресте, но Мюллер не пожелал упустить добычу, которая могла пролить свет на массу информации, касающейся МИДа Германии и его участия в заговоре.
Конечно, былой лоск давно слетел с советника, однако в руках он себя держал великолепно. «Ишь как, — отметил мысленно «Мельник», — головой-то вскидывает. Сразу видно: настроился на самое худшее. Глупенький, — Мюллер поморщился, — ты еще не знаешь, что такое самое худшее».
— Итак, господин Тротт, вернемся к нашей беседе.
— А мы, господин Мюллер, ее еще и не начинали.
— Совершенно верно. — Шеф гестапо усмехнулся: — Вот уже двадцать минут толчём воду в ступе.
— Как интересно вы выразились. Что такое ступа?
— Вас интересуют предметы сельской домашней утвари или собственное будущее?
— У меня нет будущего, — губ арестованного коснулась грустная улыбка. — Со вчерашнего дня вся моя жизнь превратилась в прошлое.
— Что ж, давайте поговорим о прошлом. Я не собираюсь спрашивать, кто вместе с вами организовывал покушение на фюрера. Мне и так многое известно.
Теперь узник откровенно усмехнулся:
— Что вам может быть известно? Даже я, далеко не последний человек в рейхе, не посвящен во все детали произошедших событий.
— Тем не менее. Вам известно имя Ойгена Герстенмайера?
— т Священник? Интересно, чем проповедник слова Божьего мог повредить рейху?
— Перестаньте. Он один из вас, и вы об этом прекрасно информированы. А фамилия Вартенбург вам о чем-нибудь говорит? — Мюллер взял со стола фотографию и показал ее бывшему советнику МИДа.
